Супермен (сборник)

Коллектив авторов

И теперь дважды в день публика валом валила в Мэдисон-театр.

Позавтракав и дочитав газету, Комар бодрым шагом вышел в вестибюль и спросил ключ от номера. Затем он поманил к себе мальчика-коридорного, который давно уже рвался услужить великому боксеру.

— Найди-ка Гэйли, Томми Гэйли, — сказал Комар. — Скажи ему, чтоб зашел ко мне в номер.

— Слушаю, сэр, слушаю, мистер Келли, — ответил коридорный и помчался по лестнице, стремясь побить все известные рекорды усердия.

Комар глядел в окно на пейзаж, открывавшийся с седьмого этажа, когда Томми

явился на его зов.

— В чем дело? — осведомился менеджер.

Комар ответил не сразу.

— Гэйли, — сказал он, — двадцать пять процентов — это большие деньги.

— По-моему, я их честно заработал, — сказал Томми.

— Не знаю. Не знаю, заработал ли ты их.

— Ах, вот что, — сказал Томми. — Признаюсь, не ожидал. Я думал, ты доволен нашими расчетами. Я, конечно, никому не навязываюсь, но не знаю, найдется ли на свете человек, который сделал бы для тебя столько, сколько я.

— Это все верно, — согласился чемпион. — В Филли ты много для меня делал. И получил за это хорошие денежки, верно?

— Я и не жалуюсь. Но большие деньги у нас только впереди. Если бы не я, Комар, тебе этих денег никогда не видать бы как ушей своих.

— Это еще как сказать, — заметил Комар. — Кто двинул голландца в челюсть, ты или я?

— Да, только без меня ты не попал бы на ринг в паре с голландцем.

— Ну, это к делу не относится. Суть в том, что теперь ты двадцати пяти процентов не стоишь, так что все равно, что там раньше было, год или два назад.

— Вот как? — сказал Томми. — А по-моему, далеко не все равно.

— А по-моему, все равно, и разговаривать больше не о чем.

— Послушай, Комар, — сказал Томми, — по-моему, я тебя не обижал, а если, по-твоему, выходит не так, скажи, сколько ты хочешь. Я не желаю, чтобы меня считали кровопийцей. Давай ближе к делу. Хочешь, подпишем договор? Какая же будет твоя цена?

— Никакой цены я не назначал, — ответил Комар. — Сказал только, что двадцать пять процентов многовато будет. А сколько ты сам считаешь?

— Как тебе покажется двадцать?

— И двадцати много, — ответил Келли.

— А что же не будет много? — спросил Томми.

— Ну, Гэйли, приходится уж сказать тебе напрямик. Сколько ни спроси, все будет много.

— Значит, ты хочешь от меня отделаться?

— Вот именно.

Наступило минутное молчание. Потом Гэйли повернулся и пошел к двери.

— Комар, — с трудом выговорил он, — ты делаешь большую ошибку, паренек. Старых друзей нельзя так бросать, от этого добра не будет. Погубит тебя эта проклятая баба.

Комар вскочил.

— Заткни глотку! — заорал он. — Убирайся отсюда вон, пока тебя не вынесли. Пожил на мой счет, и хватит с тебя. Скажи еще одно слово насчет этой девушки или насчет еще чего, и я тебя разукрашу, как голландца. Пошел вон!

И Томми Гэйли, который очень хорошо помнил, как выглядело лицо голландца после боя, ушел.

Грэйс пришла позже, бросила все свои покупки на диван и уселась на ручку кресла, в котором сидел Комар.

— Ну? — спросила она.

— Ну, — ответил Комар, — я с ним разделался.

— Пай-мальчик! — сказала Грэйс. — А теперь, мне кажется, я могла бы получить эти двадцать пять процентов.

— Кроме тех семидесяти пяти, которые ты уже получаешь? — сказал Комар.

— Не ворчи, котик. Ты делаешься такой некрасивый, когда ворчишь.

— Мне ни к чему быть красивым, — отвечал Комар.

— Погоди, вот надену мои обновки, тогда увидишь, какая я красивая.

Комар окинул взором свертки на диване.

— Вот они, двадцать пять процентов Гэйли, — сказал он, — да, пожалуй, и побольше.

Чемпион недолго оставался без менеджера. Преемником Гэйли стал не кто иной, как Джером Гаррис, который решил, что Келли — более доходная статья, чем музыкальное ревю.

Договор, предоставлявший мистеру Гаррису двадцать пять процентов из заработков Комара, был подписан в Детройте через неделю после того, как Томми Гэйли получил отставку. Комару понадобилось ровно шесть дней на уразумение того, что даже любимцу публики невозможно обойтись без услуг человека, который знает, куда идти, с кем говорить и что делать. Сначала Грэйс была против нового компаньона, но, после того как мистер Гаррис получил от дирекции варьете сто долларов прибавки к еженедельной ставке Комара, она убедилась, что чемпион поступил правильно.

— Вы с моей супругой будете веселиться вовсю, — сказал ей Гаррис. — Я бы ее вызвал телеграммой сюда, да нет смысла. На следующей неделе мы будем выступать в Милуоки, а она сейчас там.

Однако после того, как их познакомили в одном из отелей Милуоки, Грэйс поняла, что ее чувство к миссис Гаррис отнюдь не походит на любовь с первого взгляда. Что до Комара, то он впился глазами в жену своего нового менеджера и никак не мог оторвать от нее взгляда.

— Просто куколка, — сказал он Грэйс, когда они остались вдвоем.

— Куколка, это верно, — отвечала его дама, — и голова у нее набита опилками.

— Так бы и украл эту куколку, — сказал Комар и ухмыльнулся, заметив по лицу своей собеседницы, что его слова возымели действие.

Во вторник на той же неделе чемпион успешно отстоял свое звание в схватке, которая не попала на страницы газет. Комар был один в своем номере, когда к нему, не постучавшись, вошел посетитель. Это был Лу Герш.

Увидев его, Комар побелел от злости.

— Что тебе нужно? — спросил он.

— Нетрудно догадаться, — сказал Лу Герш. — Твоя жена голодает, ребенок твой голодает, и я голодаю. А ты купаешься в золоте.

— Послушай, — сказал Комар, — тебе никто не велел знакомить меня с сестрой. А если ты такой болван, что не можешь на хлеб заработать, я тут ни при чем. Самое лучшее, держись подальше от меня.

— Дай сколько-нибудь денег, и я уйду.

В ответ на этот ультиматум Комар ударил справа, метя в узкую грудь шурина.

— Отвези это в подарок сестрице.

Герш кое-как поднялся на ноги и выбрался из комнаты, а Комар подумал: «Его счастье, что я не ударил слева, тогда он бы так скоро не встал. А если бы дал под ложечку, то и хребет сломал бы».