Суперсыщик Освальд
Шрифт:
— Освальд не кусается! — заявляет Маруша уже в сотый раз, но родители Тима не хотят ничего слышать.
— Кто знает, может, у него действительно бешенство… — сердито бормочет отец. — Другого объяснения его агрессивности я не нахожу.
— Надо отдать его в приют, — говорит мать. — Мне не нужны в доме злые собаки.
Аксель с забинтованной ногой лежит на траве и тихо стонет. Я лежу в дальнем конце сада и предаюсь печальным раздумьям. Если в самое ближайшее время не произойдет чудо,
— Я просто не верю, что Освальд кусается! — упрямо повторяет Изабель.
— Вот доказательство, — отвечает ей мать Тима и показывает на повязку Акселя.
— У меня тоже есть одно доказательство, — заявляет вдруг Свен все с той же хитрой улыбкой.
Все впиваются в него глазами, особенно Аксель, который от любопытства даже перестал стонать.
— Что за доказательство? — не выдерживает Тим.
То же самое хотел бы знать и я. Свена ведь вообще здесь не было, когда Аксель разыгрывал свою комедию.
— За мной! — командует Свен и направляется в дом.
Все с готовностью идут за ним, Аксель ковыляет под руку с отцом Тима. Я замыкаю процессию.
Свен приводит нас в гостиную, предлагает всем сесть (я затихарился под диваном) и подходит к телевизору. Потом достает из полиэтиленового мешка, который мне кажется странно знакомым, видеокамеру Тима. Мой хозяин сунул ему камеру позавчера в квартире Прольберга.
— Я как раз хотел вернуть тебе ее сегодня, — поясняет он. — До чего интересное занятие эти видеосъемки! Хотите посмотреть, что я тут наснимал?
Он включает телевизор, вставляет кассету в видеоплеер и мотает вперед. Мы видим на экране лестницу, по которой сыщики в ускоренном темпе, как в мультиках, поднимаются в квартиру Прольберга, где Свен заснял каждую комнату. Наконец, Свен еще раз нажимает «воспроизведение», скорость показа становится нормальной — и что мы видим теперь? Вот это да!.. Остросюжетный художественный фильм «Как я не кусал Акселя». Зрители отчетливо видят, как Аксель бросается на траву, разевает свою пасть и впивается зубами в собственную ногу.
— Ах ты крыса вонючая! — Тим в ярости поворачивается к Акселю, но того уже и след простыл.
На этом компьютерная не разлей вода дружба и заканчивается. Отец Тима подходит ко мне и становится перед мной на колени.
— Да, Освальд, похоже, я должен перед тобой извиниться, — говорит он смущенно.
Я того же мнения. И он приносит свои извинения в виде усиленного массажа моего подбородка.
Тем временем сыщики, окружив Свена, наперебой поздравляют его с кинопремьерой. Длинный Свен спас меня! Теперь для меня дело чести забыть историю с украденными седлами.
А что делает сам Свен? Он еще раз запускает руку в свой полиэтиленовый мешок и… демонстрирует изумленным
— Нет! Не может быть! — восклицает Маруша. — Неужели ты его вычислил?
Свен кивает.
— Ну?.. Кто это? — допытывается Юсуф.
Бедный Свен краснеет до корней волос. Он опускает голову и молчит.
— Ну не томи! Говори! — не выдерживает Тим.
Свен тычет указательным пальцем себя в грудь.
Сыщики раскрывают рты. Несколько секунд в комнате царит гробовая тишина. А потом на Свена обрушивается шквал вопросов. Отец Тима поднимается с пола, причем его колени трещат, как кастаньеты.
— Да замолчите вы наконец! — кричит он, перекрывая хор сыщиков. — Свен, кажется, собирается нам что-то сказать. Верно, Свен?
Убитая горем каланча кивает, все еще не решаясь поднять голову. Но вот он раскрывает рот и начинает говорить. Правда так тихо, что его трудно понять.
— Я… я… украл седла, потому что… потому что… Юсуф все время прикалывался над моим старым велосипедом и над моими рваными джинсами… И я решил… Я решил стащить двадцать седел и потом сделать вид, что я один раскрыл кражу. И вы бы тогда признали меня крутым сыщиком…
— Ты и есть крутой сыщик! — говорит Маруша, у которой в глазах блестят слезы.
— А теперь вы меня, конечно, вышвырнете из клуба… — грустно продолжает Свен.
— Ты что, обалдел? — дрогнувшим голосом возмущается Юсуф. — Если кого-то и надо вышвырнуть, так это меня!
Он подходит к Свену и клятвенно поднимает вверх три пальца:
— Клянусь, если я еще хоть раз когда-нибудь что-нибудь вякну про твою таратайку, пусть Освальд откусит и сожрет мой язык!
Все смеются.
— Боюсь, что он не такой вкусный, как двадцать ромштексов, которые я ему притащила.
Двадцать ромштексов?! Слюной, которая мгновенно образовалась у меня во рту, можно было бы, наверное, затопить всю Сахару.
ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ, в которой все еще только начинается
Праздник кончился. Но для меня — для моего желудка и для моих жевательных мышц — он продолжается. Я все еще лежу в саду перед грудой ромштексов и наворачиваю, наворачиваю… Однако гора мяса не уменьшается. Если я все это слопаю, я, наверное, стану похож на помесь терьера и бегемота.
— Ты не боишься лопнуть? — слышу я голос Маруши.
Я, не прекращая жевать, оборачиваюсь. Маруша еще здесь? Странно, все сыщики только что разошлись.
Из дома выходит Тим.