Супружеские игры
Шрифт:
– Вечер удался на славу… – неуверенно начала я.
– Может, наконец ты избавишься от комплекса провинциальной писательницы?
– Это ты считал меня провинциальной писательницей.
– Ну вот, опять я виноват.
– Нет, виновата была всегда я, только я! Пресловутая черная овца в нашем супружестве!
– Дарья, не забывай, что муж овцы – баран!
Мы оба прыснули от смеха. Эдвард зажег ночник.
– Может, найдется что-нибудь в баре? Пить хочется, – сказал он.
– Да ведь у нас есть шампанское! –
По приезде мы нашли на столе в нашем номере корзину цветов и бутылку шампанского в ведерке со льдом, а рядом открытку с приветствиями от организаторов моей встречи с читателями. В тот день мы спешили (Эдвард сунул бутылку в холодильник) и позабыли о ней.
Теперь мы сидели на диване – он в пижаме, я в ночной рубашке – и пили шампанское. Шампанское… совсем как в самом начале нашей игры, подумала я. Может, самое время начать нормальную жизнь?..
В голове шумело, лицо Эдварда виднелось словно сквозь легкую дымку, которую хотелось стереть с его лица – мне хотелось отчетливо видеть лицо мужчины всей моей жизни.
Я протянула руку, а он поцеловал ее.
– Вернись ко мне, – горячо зашептала я. – Начнем все с начала.
Он отрицательно помотал головой:
– Дарья, так уж устроен этот мир, что у всего существует только одно начало и один конец.
– Но в любви бывает и два, и три… и пять, если двое любят друг друга. Я никогда не переставала любить тебя.
– Я тоже.
– Возьми меня!
– Не могу, – жалобно протянул он.
Когда мы снова улеглись и Эдвард погасил свет, я пришла к нему в постель. В первый момент мы крепко обнялись, я чувствовала тепло его тела. Но он тут же выпустил меня из объятий:
– Дарья! Все это лишено смысла!
– Ты сказал, что любишь меня!
– Люблю, но не могу… мы не можем…
– Только один раз, я так хочу тебя!
– Нет! Потом ты будешь жалеть…
В бешенстве я вскочила и вернулась в свою постель.
– Извини, – услышала я из темноты.
– Убила бы тебя сейчас, – сдавленным шепотом проговорила я – слезы душили меня.
Иза закурила очередную сигарету.
– У меня для тебя еще одна информация. В вашу камеру подселят двух новеньких. Все нары будут заняты, станет совсем тесно. Хочешь, я похлопочу, чтоб тебя перевели в другую, попросторней? Есть одна камера на четверых.
– Нет, я тут уже привыкла, как кошка, которая привязывается к одному месту. И кроме того, худо-бедно сжилась со своими соседками по камере. Все не так плохо, как мне представлялось вначале.
– Понятно, – усмехнулась Иза. – Коль ты справилась с этой жуткой лесбиянкой, с остальными как-нибудь сладишь.
– Она очень несчастная женщина.
– Ну еще пожалей ее, – фыркнула Иза.
– А эти новенькие, кто они?
– Одна – москвичка. Увидишь – глазам своим не поверишь.
– Как москвичка? – не поняла я.
– Ну,
– Наверное, за нелегальную торговлю, – догадалась я. Как-то на Центральном вокзале мне в глаза бросилась странная пара. Он – в распахнутой дубленке и меховой шапке на голове, она – в пальтишке в крупную клетку. В ногах у них стоял открытый чемодан, а в нем какие-то мелочи: электрокипятильники, утюги, фарфоровые безделушки, мужские носки. Лица у торгующих были вполне интеллигентные, и я решила что-нибудь купить. Остановила свой выбор на носках, хотя они были неважного качества, с пошлым рисунком.
Молодая женщина всучила мне еще фарфорового мишку, сувенир с Олимпийских игр в Москве. Дни славы минули безвозвратно…. Слово за слово, мы разговорились, и я узнала, что они из Санкт-Петербурга. Он – профессор-славист, богемист, уволенный из университета по сокращению штатов, она – доцент. Остались без средств к существованию, ждут ребенка. Пришлось заняться торговлей. Я хотела дать им хоть немного денег, но потом передумала – для них это было бы слишком унизительно, поэтому я решила купить еще утюг, две упаковки лампочек по шестьдесят свечей и прямоугольный кипятильник, форма которого меня несколько озадачила. Но они объяснили, что он долго не перегорит, в отличие от нашего, польского, и я смогу пользоваться им в течение многих лет. Все это я принесла домой, потому что было неудобно избавляться от этого по дороге. Мне все казалось, что они могут увидеть.
– Торговля живым товаром, – объяснила Иза. – Полбеды, если бы себя продавала, но она брала деньги за сводничество. Скорее всего, нам так бы и не удалось ее замести – такие фирмы теперь в моде, – но она стала брать на работу несовершеннолетних, к тому же иногда их похищали прямо из дома. Вдобавок ко всему у нее были обширные связи с мафией. И тому подобное. С виду ни за что не догадаешься, чем она занимается в действительности. На первый взгляд прямо гранд-дама.
– А другая?
– Дубликат пани Манко, только помладше. – Иза знала, какими кличками я наградила своих сокамерниц.
Уже в тот же вечер в нашей камере произошел скандал: явились новенькие, им предстояло выбрать верхние или нижние нары. Аферистка, как и я, привыкла к своему месту наверху, а может, просто боялась занимать нары умершей.
Первой заявилась русская. Она действительно была очень эффектной, даже тюремная роба не портила ее красоты. Впрочем, в моем представлении дама должна выглядеть иначе – это была какая-то женщина-вамп советского разлива. Мне казалось, что такая способна поставить нашу Агату на колени, а получилось совсем наоборот. Не успела новоприбывшая водрузить свой пластиковый пакет на нижние нары, как подскочила Агата и одним махом сбросила его на пол.