Супружеские игры
Шрифт:
– Тебя, Дарья, не переубедишь!
Наш супружеский союз рухнул не оттого, что мой муж ушел к другой. Причина скорее крылась в ином – его внезапное равнодушие по отношению к моей жизни и моим проблемам. До этого момента в трудных ситуациях мы всегда держались вместе. Он советовал мне, а не ей. Та была слишком глупа. Но справедливости ради стоит сказать, что он никогда не пользовался моими советами. И наоборот. Помню, что он не советовал мне публиковать фельетоны в одном из варшавских еженедельников. У тебя слишком острый язык, говорил он мне, только людей обидишь. Зачем тебе это? Сиди и пиши свои книжки. А я, несмотря на это, писала фельетоны, один из которых
Мой текст стал той самой пресловутой палкой, разворошившей муравейник. Все почувствовали себя обиженными, все, кто там был, подозревали, что именно их я имею в виду. «На кого это она намекает?» – вопрошал один из обиженных. Даже поговаривали об исключении меня из Союза писателей. Я ожидала хоть какого-нибудь жеста солидарности от Эдварда.
– Так тебе и надо, – сказал он. – Я тебя предупреждал. Знаешь еврейскую поговорку: Капп man trinken, капп man tanzen aber niemals mit zasrancen? [15]
15
С кем бы ни пить, лишь бы в дерьмо не вступить.
Он никогда мне не протягивал руки в минуты моих поражений, однако ожидал этого от меня, когда проблемы возникали у него. И только ту, свою другую жизнь оберегал от меня с самого начала. О болезни его любовницы я узнала, когда ей было уже совсем плохо. Довольно долго он не давал о себе знать, поэтому я позвонила в редакцию.
– Пана редактора нет, – ответила мне его секретарша.
– А когда он будет?
– Его уже не будет, он в больнице.
Я перепугалась, что с ним что-то случилось, а оказывается, это ее положили на операцию. Отняли грудь. Рак, обнаруженный слишком поздно. Секретарша не сказала мне об этом, да и как бы она объяснила жене, что ее муж в больнице сидит у постели любовницы. На мой вопрос, что случилось, секретарша сказала:
– Пан редактор сам вам расскажет.
Он был совсем сломлен, с лицом, залитым слезами. Когда-то он так же рыдал, когда у меня болел зуб. Эдвард не умел переносить боль близких ему людей. Плачешь, потому что сломалась твоя игрушка, подумала я с какой-то горькой обидой. Это было своего рода возмездием за его подлое поведение, когда умирала бабушка. Он не умел справляться с болезнями и смертью, не умел найти верный тон, быть может, отсюда и его жестокость. А теперь смерть была рядом, в одной постели с ним. Ее болезнь – это какая-то коварная игра судьбы, которая не дала им долго наслаждаться жизнью вдвоем, когда не надо было врать и скрываться. Не знаю точно, когда начался этот роман, но подозреваю, что задолго до того, как она переехала в нашу квартиру. Я успела забыть, что она уже приходила в наш дом.
Обычно я закрывала дверь в свою комнату, но до меня доносились их голоса. Обрывки английских предложений, его смех, ее смех. Его фразы типа:
– Так точно, пани профессор!
И ее ответ:
– Всего лишь магистр, пан доцент!
Это говорилось по-польски, поэтому запомнилось мне.
Чувства,
– Рана совсем неопасная, – оправдывалась я. – Заживет и без повязки…
Разговор с Изой
Никто от тебя не требовал сочувствия по отношению к этой женщине. Она же тебя не пожалела, когда въехала в твой дом и забрала у тебя мужа.
– И все же мое сочувствие не было показным.
Мои сокамерницы, за исключением Аферистки номер один, у которой разболелась голова, отправились в камеру по соседству смотреть цветной телевизор. Вскоре я услышала за стеной взрывы хохота, а потом вбежала Маска, она вся светилась.
– Дарья, слушай, вот так номер! В Америке одна баба своему мужу отрезала член!
– Прекрати сейчас же, меня сейчас вырвет! – откликнулась слабым голосом Аферистка, лежавшая лицом к стене.
– Что ни говори, а баба находчивая!
Внезапно, открыв глаза, я увидела перед собой белую стену. Я была совершенно одна. В изоляторе. Но где? В тюремной больнице? Нет, там, кажется, нет такого помещения. Так значит, это больница в Слубицах? А может, в Варшаве? Страшно болела голова, я чувствовала себя обессиленной, не могла даже приподнять руку с одеяла. Оказалось, что я подключена к капельнице. Что произошло? Почему я здесь?
Перед тем как я очнулась, мне снился странный сон. Снилось, что я стою у кровати моей соперницы. В больнице, где она умирала, я никогда не была. Это он там дежурил, а потом приходил на Мальчевского, забивался в угол и молчал. Мы оба молчали. Однажды я застала его сидящим на лестнице перед квартирой дяди.
– У тебя ведь есть ключи, – сказала я, а он поднял голову и посмотрел на меня. Я была в ужасе, взгляд у него был совершенно отсутствующий.
– Сегодня утром она умерла, – сказал он.
Перед моими глазами возникла сцена, когда я видела ее в последний раз. Забежав в продуктовый магазин, я случайно наткнулась на них обоих. Ее я узнала только потому, что рядом с ней был Эдвард, – так сильно она изменилась. От ее пышной фигуры почти ничего не осталось, теперь она казалась костлявой, зачесанные в пучок волосы открывали исхудавшую шею. Стоя у прилавка, она выбирала плавленый сыр, потом в какой-то момент повернула голову к Эдварду, и тогда я увидела ее лицо нездорового желтоватого оттенка, с темными кругами под глазами. Помню, я тогда подумала, что это из– за весеннего авитаминоза. Я не знала, что она больна.
Стоя в хвосте длинной очереди, я наблюдала, как они отходят от прилавка и направляются в сторону выхода. Эдвард нес сумку с покупками, идя на шаг сзади нее. В его фигуре было что-то лакейское, он чуть не наступал ей на пятки, весь подавшись вперед. Мне припомнился снимок из одного английского журнала, на котором была запечатлена мать последнего царя России, седовласая Мария Федоровна, в обществе верного ей казака лейб-гвардии. Он тоже шел на шаг позади бывшей царицы, готовый исполнить любой ее приказ. Они продефилировали мимо, настолько поглощенные друг другом, что ни один из них так меня и не заметил.