Суровые дни. Книга 1
Шрифт:
— Вы имеете влияние на хана? — недоверчиво спросил Махтумкули.
Послав тысячу проклятий в душе на свой вторичный промах, Тачбахш-хан поспешил исправить его:
— Не я! Какое я могу иметь влияние! Но есть люди, почитающие мою старость и уважающие горе человека, разлученного с братом. Они помогут. Но надо спешить! — подчеркнул Тачбахш-хан. — Когда стемнеет, трудно переходить горы. А ваше состояние я понимаю — легко ли ждать, когда любимый брат находится почти рядом!
— Да, — сказал Махтумкули, — вы правы: это нелегко. Подождите меня здесь, не уходите никуда. Я скоро вернусь.
Поэт
Осторожность все-таки не совсем покинула Адна-сердара, и занять Куня-Кала он послал Пермана, дав ему половину всадников. Сам же с остальными джигитами несколько поотстал, создавая резерв на случай внезапного нападения врага или для обеспечения отхода отряда Пермана, если окажется, что пленные кизылбаши сказали неправду.
Когда от Пермана пришла весть, что крепость занята и никого в ней нет, кроме нескольких стариков, Адна-сердар принял решение: не задерживаясь на ночевку, с хода атаковать Шатырбека. Тогда, в споре с Махтумкули и старейшинами, он настоял на своем, хотя и чувствовал, что они правы. Сейчас с ним никто не спорил, и он мог вполне трезво взвесить обстановку.
Ни пленных, ни богатой добычи в Куня-Кала не было, — этого и надо было ожидать. Уведенных кизылбашами аульчан тоже не обнаружили. Поэтому сердар сразу же, не дав коням передохнуть, направился к крепости Шатырбека — стремительный удар сулил легкую победу и богатую добычу.
До наступления сумерек решено было миновать переход Чилинги и таким образом оставить за спиной самую трудную и опасную часть пути.
Недавно прошедший дождь увлажнил землю, и звуки конских копыт гасли, едва успев родиться. Только хлопотливо бормотала речушка да под случайными порывами ветра глухо шумели деревья. В многочисленных дуплах старых деревьев нашли себе приют разнообразные насекомые. Но птиц на ветвях не было, а сами ветви — безлистые, выбеленные солнцем, — напоминали обглоданные кости. Зато молодые деревья стояли зеленые, не сдающиеся осени.
Всадники объехали стороной громадное ореховое дерево, лежащее поперек дороги. Когда-то под его тенистыми ветвями отдыхали путники. Об этом свидетельствовали темные пятна от костров. Были ли это мирные жители, собиравшие сушняк для домашнего очага, или ловкие торговцы контрабандным товаром, или собравшиеся на грабеж разбойники, — дерево всем давало приют. Оно долго жило, много видело и устало от виденного, и прилегло отдохнуть, как старый богатырь, уснувший на полпути к дому, — только сон его был непробуден.
Взглянув на солнце, Адна-сердар приказал сделать короткий привал: к Чилинги уже подошли, нужно было подождать всадников Пермана.
Едва сердар сошел с коня, как Илли-хан, указывая рукой, испуганно закричал:
— Отец, с-с-с-смотри!
Сердар вздрогнул и выругался:
— Чего кричишь?
Однако, глянув по направлению протянутой руки сына, свел крылатые брови и невольно потянулся к сабле: шагах в ста пятидесяти, на противоположном конце поляны лежали два тигра и равнодушно смотрели на всадников. Их желтые полосатые тела почти сливались с листвой кустарника, позолоченной дыханием осени и облитой
Сердар оглянулся на своих джигитов, кивнул в сторону зверей:
— Ну, кто самый храбрый? Может, ты покажешь свою удаль? — обратился он к высоченному парню.
— Я на бой седлал коня, сердар-ага, а не на ловлю и потеху, — как бы в шутку отозвался джигит.
— А ты, Тархан, что думаешь?
— Я, сердар-ага, думаю, что нужны два джигита с крепкой рукой и смелым сердцем!
— Только два?
— Да, сердар-ага!
— И один из них, конечно, ты?
— С вашего разрешения да, сердар-ага!
— А кто будет вторым?
Тархан сощурился, пряча усмешку.
— Вторым, думаю, не откажется от случая показать свою храбрость достойный Илли-хан.
У Илли-хана дрогнуло сердце. Его не на шутку испугали слова Тархана, но, стараясь не подавать вида, он высокомерно заявил:
— С-с-сначала сам покажи, что ты м-м-мужчина!
Те из парней, кто присутствовал при ссоре Тархана и Илли-хана во время свадебного тоя у Бегенча, злорадно поддержали Тархана:
— Выходи, Илли-хан, не прячься!
— Принимай вызов, Илли-хан!
— Покажи, на что ты способен, Илли-хан!
Побледневший толстяк пытался отшутиться:
— Т-Т-Т-Тархан и один как-нибудь с-с-справится с этими к-к-котятами.
Выручая сына, Адна-сердар громко спросил:
— Нет больше храбрых?
И сделал движение, словно сам собирался стать рядом с Тарханом.
— Караджа-батыр пойдет! — крикнул кто-то.
Караджа поежился:
— Эй-хо! Когда я отсюда на них гляжу, у меня колени дрожат. А вы говорите…
Джигиты громко засмеялись.
Вперед вышел, запихивая под кушак полы халата, круглолицый крепко сложенный парень, подмигнул:
— Голому вода не страшна! Пойдем, Тархан-джан, нас дома никто не ждет!
Вооружившись боевыми копьями и проверив, легко ли вынимаются сабли из ножен, два смельчака стали осторожно приближаться к тиграм. Звери не обращали на них внимания, однако орлиные глаза сердара заметили, что хвосты тигров нервно извиваются.
Джигиты стояли, затаив дыхание. Подавляющее большинство из них никогда не видело единоборства человека с тигром, а те, кому довелось это видеть, понимали, на какой отчаянный риск пошли два парня ради нелепой прихоти сердара. Да и сам сердар уже сожалел в глубине души, что затеял эту потеху — глупо терять воинов перед началом боя. Надо было просто обойти зверей стороной или в крайнем случае пристрелить их из ружей. Но менять что-либо было уже поздно — парни подходили к тиграм.
— Чего мы стоим? — не выдержав, заволновался Караджа. — Пойдемте ближе, может, помочь придется!
Он тронулся было вслед за Тарханом и круглолицым, но резкий оклик сердара остановил его:
— Назад! Сразу надо было идти, если храбрый такой!
Голос сердара послужил как бы командой для тигров. Они разом сорвались с места и огромными прыжками помчались навстречу джигитам.
— Крепче держи копье! — крикнул товарищу Тархан.
Сам он, уперев древко копья в землю и наступив на него для верности ногой, ждал, пригнувшись, чтобы удар не пришелся мимо цели.