Суровые дни. Книга 1
Шрифт:
— Что мне народ! — махнул рукой Тархан. — Много мне от народа досталось, чтобы я о нем заботился?
— Опять понес ерунду! — с досадой сказал Перман. — Ты без народа — козявка, любой чесоточный козел затопчет! — И видя, что Тархан собирается возражать, быстро добавил — Знаешь что, друг, иди-ка отдохни! У тебя, вижу, от усталости мозги не в ту сторону смотрят. Поспи, а завтра, живы будем, все обговорим.
Перепрыгивая через арыки, хрустя сухим бурьяном, Тархан пошел напрямик, к мазанке, где спали наемные работники Адна-сердара. Уже собираясь войти,
Он был прав — Лейла ждала…
Садап проснулась с первыми петухами. Несчастье с мужем сильно подействовало на нее — болела голова, ныло все тело, под глазами набрякли мешки. Несмотря на постоянные стычки, несмотря на щедрые пинки, получаемые от сердара, она все же предпочитала видеть его дома, нежели в руках кизылбашей, хотя иной раз, жестоко избитая, и призывала на его голову всяческие напасти.
Она села на постели и долго кашляла и плевалась, стараясь попасть между кошмой и войлочной стенкой кибитки. Став на четвереньки, высморкалась туда же, поднялась, охая и кряхтя пригладила ладонью спутавшиеся за ночь волосы, надела борык и пошла будить работников.
— Кандым! Овез! — закричала она, приподняв камышовую циновку, служащую в мазанке дверью. — Все спите, нечестивцы? Вставайте, коней напоите — надоели своим фырканьем! И чабанов будите!.. У-у-у, дармоеды несчастные!
Кандым вскочил сразу же, как только услышал грозный голос старой хозяйки. Он проворно скатал изодранное в лохмотья одеяло, кинул его в угол и стал торопливо обувать чарыки. Овез же еще потягивался, сладко зевая, потом сел, посмотрел по сторонам и удивился:
— Бе-е, Тархан вернулся!
Кандым, обматывая ногу портянкой, хихикнул и посоветовал:
— Двинь его в бок покрепче! Пусть просыпается! Довольно и того, что он целую ночь мурлыкал в тепленьких объятиях.
— Не ори на весь мир! — одернул товарища Овез. — Тебе-то какое дело!
Укрывшийся одеялом с головой, Тархан не спал, но притворился только что проснувшимся. Спросил:
— Чего это вы спозаранку расшумелись?
— Поздороваться с тобой спешим! — засмеялся Овез. — Вчера ведь к тебе не подступиться было! Ждали, что скоро придешь, да так и уснули, не дождавшись. Где это ты, бродяга, запропастился?
— Наивный человек! — подмигнул Кандым. — Ты у меня спроси, куда он запропал, я тебе все объясню!
— Ладно болтать-то! — миролюбиво сказал Тархан. — Идите коней поить. За чаем потолкуем… А то вон уже Илли-хан крякает, тоже поднялся ни свет ни заря!
— Пошли, Овез! — заторопился Кандым, услышав за стеной покашливание и ворчание Илли-хана. — Да пойдем!.. После уберешь постель!
Они вышли, но вскоре Овез вернулся, стащил одеяло с Тархана,
— Вставай и ты, соня! Слышишь? Илли-хан тебя требует! Теперь он тебе куска спокойно проглотить не даст…
Тархан, не спеша,
— Как жизнь, Иван, хорошо?
— Хорошо! — улыбаясь синими, как небо, глазами, ответил парень. — Якши!
— Вернусь — приходи чай пить, — пригласил Тархан. — Придешь?
Парень кивнул и пошел дальше, позвякивая кандалами.
Илли-хан встретил Тархана неприветливо.
— Д-д-долго с-с-собираешься! — сказал он, подражая тону отца. Не дождавшись ответа, сердито добавил — П-проходи, с-с-садись!
«Шалдыр [81] недоструганный! — зло подумал Тархан. — Тоже сердара из себя корчит, недотепа!»
А вслух сказал:
— Мне и у порога неплохо… Говори, зачем позвал?
Илли-хан вылупил глаза и покраснел, но, сообразив, что связываться в отсутствие отца с Тарханом небезопасно, сбавил тон.
— Т-т-ты другого места н-н-е нашел, чтобы п-п-п-пере-дать поручение отца! — сказал он, насупившись. — Очень н-н-нужно, чтобы все знали!
81
Шалдыр — острая палочка для понукания ишака.
— Я сделал так, как мне поручил сердар-ага, — строго ответил Тархан. — Он сказал: «Пусть весь народ знает о моем бедственном положении»… И кроме того, — Тархан помедлил и решился — Кроме того, я не все сказал на людях!
— О чем же т-т-ты умолчал? — заинтересовался Илли-хан.
— Я умолчал еще об одном приказании сердара-ага. Он велел тебе не позже как через три дня привезти в Астрабад Лейлу!
— Л-Л-Лейлу?! — пораженно воскликнул Илли-хан. — А з-з-зачем она ему?
— Хаким требует. Нашлись ее родственники.
Илли-хан вконец запутался. От волнения у него даже затылок покраснел. Он никак не ожидал такого известия. Привезти Лейлу в Астрабад? Никогда он не сделает этого! Когда он представил себя стоящим навытяжку перед хакимом, когда увидел мысленно его недобрые глаза, все тело охватил озноб.
Тархан, чувствуя, что Илли-хан растерялся, решил вдоволь поиздеваться над ним, но не успел.
Тяжело дыша, вошел Джума:
— Илли-хан! Тархан! Вас просит Махтумкули-ага! Важная весть! Кизылбаши напали на Ак-Кала!
Недобрую весть о нападении кизылбашей привез тот же беспокойный Ата-Емут. Он сидел в мазанке Махтумкули, пил чай и ждал ответа хаджиговшанцев. Выражая общее мнение, Махтумкули сказал ему:
— Передай, сынок, сердару Аннатуваку, что мы готовы соединиться с ним. Пусть об этом не беспокоится. Говорят: «Когда человек слаб, ему и свинья на голову лезет». Но мы не слабы. Судьбу туркмен решает сегодня меч на поле брани, и мы все, забыв старые распри и ссоры, возьмем этот меч!