Сусикоски и Дом трех женщин
Шрифт:
Хелина перебила его:
— Кстати, и это поместье, Лаутапоррас, относится, согласно земельному регистру, к деревне Ала-Коттари.
Констебль Илола внимательно взглянул на говорившую. Ему стало очевидно, что Хелина Поррас принялась вносить малозначительные уточнения с единственной целью: выиграть время, чтобы обрести душевное равновесие. Илола едва не выпалил, что пришел сюда не для того, чтобы вести счет перьям на ангельских крыльях. Однако сдержался. Вместо этого он сказал:
— Проживающий в Ала-Коттари сапожник Тимо Тойвиайнен…
— Ах, он!
— Именно
— Невыносимый человек!
— Хм. Мне трудно выразить свое отношение к нему.
— Законченный мошенник!
— Этот мошенник, — продолжил констебль Юрки Илола, — бродил сегодня утром по вашим угодьям. С несколькими ведрами и прочим снаряжением, предназначенным для добычи березового сока…
Заканчивая допрос Тимо Тойвиайнена, Илола подробно расспросил его о месте происшествия. Он намеревался наведаться туда перед тем, как побывать в этом доме. Однако затем передумал. Едва ли это принесет какую-нибудь пользу. Тойвиайнен рассказал, что нападавший унес кинжал с собой. Так что на месте можно было обнаружить лишь примятую кочку и надломленный куст ивняка. Или несколько следов крови самого Тойвиайнена.
Наступал решающий момент, предстояло выяснение личности мужчины с пером на шляпе, в ботинках с отворотами и в костюме зеленого цвета.
Так как высиживание на скамейке у входа, подобно мальчику на побегушках, было малоприятным, Илола обрадовался пришедшей на ум мысли встать и подойти к окну. Указывая на маячивший вдалеке холм, Илола сказал:
— Там, за этим холмом, как вам известно, вдоль берега ручья расположилась березовая роща.
Элиза мгновенно ожила при этом.
Она выскочила из-за станка и тоже бросилась к окну, произнеся взволнованно на ходу:
— Это та самая роща. Очаровательная роща! Там я всегда по весне собираю белые фиалки. Неужели этот негодяй успел нанести ей непоправимый ущерб?
Констебль Илола был уже готов сообщить, что повреждено лишь несколько деревьев, когда в его ушах прозвучал холодный голос Хелины:
— Элиза! У нас достаточно берез. Отправляйся на свое место!
Элиза тряхнула волосами. Однако это непокорное движение головой было единственным выражением протеста. Не вымолвив ни слова, молодая девушка вернулась к ткацкому станку. Длинные стройные ноги промелькнули перед глазами Илола, когда она бросилась на скамейку за станком.
Теперь уже не было никаких сомнений, кто правил в этом доме.
Кроме того, начинало казаться, что власть эта была безоговорочной.
Хелина Поррас произнесла:
— Господин констебль!..
Тон голоса свидетельствовал о намерении скорректировать диоптрию бинокля: то ли Хелина сомневалась в дальнейшем ходе событий, то ли она просто настроилась на более вежливый лад. Во всяком случае, ее манера говорить разительно переменилась:
— …Березы всего-навсего березы. Моя племянница, Элиза, их верная защитница. Однако вы, господин констебль, вряд ли пришли сюда ради этих нескольких берез?
— Нет, конечно, — ответил Илола. — Как я уже упомянул, действия сапожника Тойвиайнена в вашем березняке с точки зрения
— Вот тебе раз! Мелкое, — вырвалось у Элизы. Несмотря на недавнее предупреждение, она не смогла не вмешаться в разговор и была одарена взглядом, который должен был ее обуздать. Кроме того, этот недобрый взгляд сопровождался еще и словами:
— Работаешь, ну и работай! Или отправляйся в другую комнату, пока мы беседуем с констеблем.
Однако Элиза не последовала ни одному из этих советов. В глазах загорелись непокорные искры, и она запальчиво заявила:
— Когда речь заходит об интересах дома, у меня равное право все знать. Тебе, кажется, известно об этом!
Последние слова девушки обратили на себя особое внимание Илола. В них явственно слышалось упрямство и нежелание подчиняться. Казалось, Элиза так и хотела заявить: «Я совершеннолетняя. И владею третью этого дома». Но и это было еще не все. Казалось, что за этими словами крылось нечто иное — угроза.
Очевидно, Хелина различала оттенки голоса своей племянницы точнее, чем гость, ибо немедленно уступила:
— Пожалуйста, оставайся! Но не встревай без нужды.
— Я заговорю, когда придет мое время.
Слова девушки прозвучали как-то по-особому, пророчески, отчего лоб Хелины вдруг нахмурился. Она резко повернулась и посмотрела прямо в глаза своей племянницы. Некоторое время женщины неотрывно смотрели друг на друга. Затем веки Элизы медленно опустились. Она пожала плечами. И хотя признаки смирения были налицо, Хелина нашла нужным сказать дополнительно в назидание:
— Никто не намерен лишать тебя права говорить. Однако прежде чем сказать, следует хорошенько подумать.
Элиза не ответила.
Повернувшись вновь к констеблю, Хелина сказала подчеркнуто спокойно:
— Продолжим. Цель вашего посещения состоит, очевидно, в том, чтобы, помимо этого незначительного происшествия с березовым соком, сообщить что-то иное… более серьезное?
— Дело обстоит именно так.
— Что же произошло?
— Кровавое злодеяние.
От плиты послышался звук разбившейся посуды. Там стоял шкаф, и Селма брала в это время оттуда кофейный сервиз. Одна из чашек выпала из ее рук и стукнулась об пол, рассыпавшись на мелкие куски, которые она не стала собирать, — стояла на месте, будто окаменевшая. Лицо побледнело, а голос донесся откуда-то из глубины, подавленно и тихо:
— Кто-то… умер?
Кровь отхлынула от лица Хелины. Но она владела собой лучше, чем сестра, и сказала, обращаясь к Селме:
— Держи себя в руках. Ты же взрослый человек! — Поджав губы, она повернулась затем к Илола и спросила: — Что вы имеете в виду? Говорите яснее!
Прежде чем ответить, Илола взглянул на Элизу. Девушка тоже была потрясена, однако сообщение не выбило ее из колеи, как теток. Из ее широко раскрытых глаз так и фонтанировало любопытство.
Тягостное напряжение не могло больше продолжаться, да и Илола решил, что увидел достаточно. Он не случайно употребил только что всего два скупых слова. Теперь, однако, настало время дать пояснения: