Суженый-ряженый
Шрифт:
– Как снег сойдет, так и сыграем.
– А скажи-ка мне, Кощеюшка, чего это высокородным князьям от моей Васи понадобилось? У вас вроде неравные браки мезальянсом называются?
– Отчего же неравный? Василиса и сама к лучшему европейскому княжескому дому относится. Вспомни, дочь твоя за кого замуж вышла?
– За Альбертуса. Человек он. Не из наших.
– Правильно. Человек – не человек, а князь монакский. Ради такого
– Так значит, если бы маманя не подсуетилась с отчимом благородных кровей, вы бы на мою Васю и не взглянули?
Я прямо чувствовала, как бабушка руки в бока уперла, став похожей на букву Ф.
– Взглянули бы! – отозвался мой суженый-ряженый. – Не слушай их, Василиса. Я на тебя давно насмотреться не могу. Как год назад встретил в универе, так и заболел. Это папа кинулся в корнях твоих копаться, а по мне, деревенские девушки лучше принцесс. Добрее. Чище.
– Тс-с-с! – я приложила палец к его губам.
– Ты по-прежнему в лесу свой век коротаешь? – скрипучий голос был холоден.
– А ведь сколько раз звал в замок к себе?
– Так не женой звал, полюбовницей. Мне свобода милее.
– Эх, Варя…
– А ты, Кощеюшка, по-прежнему над златом чахнешь?
– У банкиров работа такая, Варварушка.
– А жизнь-иглу свою где прячешь? Раньше мне доверял и зайца, и утицу, и яйцо.
– Теперь так банковские ячейки называются.
– Коробочка в коробочке?
– И глубоко под землей. Ну, хорошо, Варвара. Свиделись, поговорили. Пора мне. Еще встретимся, когда официально помолвку объявим.
– Своего Костика уже не боишься оставить?
– Все шишки, что предсказаны были, сын уже получил. Дальше сами пускай разбираются.
– Тебя до станции проводить?
– Нет, зеркалами уйду. Поездом Москва-Рига долго добираться. Пойдем, свечу подержишь.
– Трость не забудь. Ох, и тяжелая она у тебя.
Дверь в баньку захлопнулась и мы, наконец, остались одни.
Я даже рот приоткрыла, зная, что сейчас последует поцелуй, о котором давно наяву грезила.
– Вася, ты с князьями-то будь поосторожнее! – вдруг раздался бабушкин голос. – Охальники они все до одного!
Я подняла голову и увидела, что волосы у бабули растрепанные, шпильки торчат в разные стороны, а кощееву трость она держит как скалку.
Дверь в баньку опять закрылась.
– Да, мы такие, - лицо Кости приблизилось, и я, наконец, увидела звезды на зимнем небе.
Когда мои руки потянулись к пуговкам на его рубашке, его ладонь мягко меня остановила.
– Неделю потерпеть осталось, - прошептал он, целуя меня в ухо.
– И что будет через неделю? – шепотом ответила я, прижимая его ладонь к своему горящему лицу.
– Твой день рождения. И тогда тебе не отвертеться. Я год ждал.
– А я и сейчас готова. Ты же князь? А значит тоже охальник. Бабушка так сказала, - и опять взялась за пуговки.
– Что ты со мной делаешь, Вася?
– Охальничаю. Чай тоже из княжеской семьи.
– Бабушку пожалей. Она твоего ведьмовского дня рождения двадцать лет ждала.
– Да-да, - раздалось из баньки.
Черт. Не дадут жару душевному разлиться. Сговорились они что ли?
Решила обидеться. В голову полезли всякие мысли, что мучили с того самого момента, как я Костю из своей квартиры выставила. Припомнился и одинокий Новый год.
– А скажи-ка, милый князюшка, где это ты пропадал всю неделю?
– Ставил точки над и. С твоими женихами разбирался в честном бою.
– С какими женихами?
– растерялась я.
– Нет у меня никаких женихов.
– А слова свои помнишь, что другого любишь? Вот я и принялся методом отсева выяснять, блефовала ты тем утром или нет.
– И кого же ты отсеял, князюшка?
– Лесовика из вашего леса, водяного из Сирень-озера, домового из Скрябушек. Все теперь колядовать в праздничных нарядах выйдут, но никакая маска от переливов на лице не спасет.
– И шишка из Дубравы отметелил? – испугалась я за тщедушного паренька, который только ласково в глаза заглядывать горазд. Ничего более.
– И этого надо было? – скосил на меня глаза Константин.
– Нет. Этого не надо. Он, наверное, до весны носа из дубовой рощи не высунет. Побоится гнева княжеского. Больно крут новый князь.
Костя засмеялся. И так хорошо, что померещилось мне, будто ангелы в колокола заиграли. Или это в местной церквушке к заутрене звали? Рождество пришло.
Я повернулась на бок и вгляделась в лицо моего суженого-ряженого. И опять хор ангелов исполнил божественную песню. Или это бабушка в своей спаленке телевизор включила?
– Расскажи, княже, почему ты мне продыху не давал, когда я из города уезжала?
– Ревновал. Хотел, чтобы не задерживалась. Вернулась до вечерней зари.
– Вот ты чудище сказочное, - стукнула я его легонько по плечу.
– Теперь, надеюсь, ничего болеть не будет?
– Теперь не будет.