Свадьбы

Бахревский Владислав Анатольевич

Выбрались казаки из подкопов, разделились и - на корабли. На четырех никакой борьбы, а на пятом на них самих в атаку пошли. Подожгли казаки четыре корабля, закидали гранатами пятый и назад, в подкоп. Подкоп за собой взорвали.

Увидал Пиали-паша пылающие корабли, сыграл идущим на приступ войскам отбой и всей силой кинулся к реке, а казаков след простыл.

Отступил хан. Понес потери и отступил Канаан-паша. Приступ заглох.

– Палить из всех пушек!
– приказал Дели Гуссейн- паша.
– Всю ночь палить! Утром

на приступ! На приступ! Все! Всеми нашими силами!

Осип Петров с Наумом Васильевым, с Иваном и Худоложкой обошли стены. Указал на две большие пробоины.

– Этой ночью залатайте!

– Где людей взять?
– спросил Худоложка.
– Турки подкопов десять к стенам подводят.

– Их подкопы взорви… Стены залатай! Подарок наш готов?

– К полуночи будем под турецким лагерем…

К Осипу подошел Федор Порошин, Наум Васильев назначил его ведать запасами продовольствия, и не было Федору покоя ни ночью ни днем.

– Атаман, - сказал Федор, - дома, где мы укрывали скот, разбиты, да и скот весь перебит, перекалечен, а который остался, подыхает от бескормицы. Туши гниют, как бы не вспыхнул мор.

– Почему раньше не подошел?

– Воевал на стене.

– Тебя к чему приставили?

– К запасам…

– Размазня… На стену чтобы больше не лезть… Мяса насолить на год. Всю дохлятину сегодня же за стены!

Федор кивнул, пошел.

– Стой!
– крикнул ему Осин.
– Люди у тебя есть?

– Людей нет.

– А как же ты дохлятину через стены перекидаешь в одиночку?

Федор молчал. Воздух колыхнулся, и большое ядро упало между Порошиным и атаманом. Федор, щуря глаза, глядел, как ядро волчком крутится в двух шагах от него. Осип метнулся к Федору, сшиб, и тотчас грохнуло. Просвистели осколки.

– С начинкой было, - сказал Осип, поднимаясь.
– Цел?.. Пошли людей для твоего дела поднимать. О, как же нужны люди!

Казаки Гуни вповалку спали в парадной зале цитадели. Здесь грохот пушек был потише. Осип Петров вошел к ним с факелом. Нашел среди спящих Гуню, растолкал.

– Самых ловких два десятка - на вылазку! Остальным - дохлый скот за стены выкидывать.

– Атаман, мы за день до смерти навоевались. Ноги не стоят, руки ружей не держат.

– Ружей таскать с собой не нужно, довольно будет ножа.

Запорожцы просыпались, угрюмо смотрели на атамана.

– Осип, ты сам-то, гляди, не свались! Когда спишь- то?
– сказал кто-то из бойких.

– Прогоним турка - поспим.

Осип с факелом над головой прошел по зале, впиваясь глазами в лица запорожцев.

– У нас одно спасение - победить! Бросить город и кинуться напролом через турецкую силу - это смерть. Сидеть в городе, отбивая приступы, тоже смерть: нас мало, но турки должны страшиться нас, как дьявола. Каждую ночь мы будем выходить из города и вырезать, сколько придется. Усталых в Азове ныне нет!

Осип отправил запорожцев на вылазку, а сам пошел прикорнуть. Только лег - стучат. Кто-то упорно бил молотом по железу. Осип покрутил головой: “Что за наваждение? Какие кузнецы еще завелись в цитадели?”

Стучали. Не шибко, не со всего плеча, но стучали. Осип встал. Он должен был знать обо всем в Азове.

Стук шел снизу из самых глубоких подвалов цитадели. Осип пошел на звук.

При свете двух коптилок работали три человека. Один из троих был Худоложка. Они что-то прилаживали к чересчур большому колесу.

– Бог в помощь!

Казаки встрепенулись.

– Атаман!
– Худоложка, исхудавший, черный, бросил молот, протянул руку.
– Погляди, атаман, чего казак Поспешай с сынишками своими удумал.

По колесу, положенному плашмя, в двух вершках друг от друга стояли мортирки да фальконеты. Две дюжины на колесо. Осип нахмурился.

– Бьет беспрерывно, - кинулся спасать свое детище Поспешай.
– Из трех ахнул, повернул - еще из трех, а те, из каких пальнули, заряжай заново!

– Коли где пролом случится, поставил - и бей!
– сказал Худоложка.

– Да и на густое войско можно вывести, - затараторил Поспешай, - такого, чай, турки не видали! Чай, испугаются!

– Пушчонки-то все турецкие, пленные, - сказал Худоложка.

– Чего вы меня уговариваете, - усмехнулся Осип.
– Спасибо тебе, казак Поспешай.

– Так ведь, грешным делом, не сам я докумекался!
– всплеснул радостно руками Поспешай.
– Сынок, Васятка, меньшой. Спит вон.

Осип только теперь и заметил прикорнувшего в уголке мальчишечку. Подошел, посмотрел на хорошее, чистое, детское совсем лицо.

– Мальчишку, как пробовать будете, не тащите в пекло. Проситься будет - скажите, атаман брать не велел. Убережем детишек, Худоложка?

– Убережем, Осип. Себя убережем, значит, и детишек убережем.

– Пора, Худоложка, внутренний ров копать. Стена ненадежная стала.

– Уже начали, атаман.

– Спасибо. Посплю у вас. Стучите, а я вот с Васяткой… Часок…

Атаман лег и заснул, едва коснувшись зипуна головой.

– Мы выдохлись!
– сказал Канаан-паша.

– Я потерял всех сейменов!
– крикнул хан Бегадыр.

Дели Гуссейн-паша затравленно оглядывал командующих. Где былые пиры? Главнокомандующий все шесть дней провел в окопах, посылая войска на приступы. Лицо у него почернело от пороховой копоти, в глазах недоумение, руки дрожат. Поглядел на разумного Жузефа.

– О великий главнокомандующий, мы бьемся не с людьми, а с бестелесными духами!
– сказал Жузеф с поклоном.
– Мы теряем солдат днем под стенами Азова, а ночью нас режут, словно овец.

– Нужно прекратить бессмысленную ночную пальбу!
– крикнул Канаан-паша.
– Казаки подкрадываются в этом грохоте до шатров командующих.