Свадебный круг: Роман. Книга вторая.
Шрифт:
В гололед Роман Петрович, поскользнувшись, сломал ногу и сидел на бюллетене, а Рыжов на планерках представлял отдел. Он вдруг ощутил решимость и необходимость этой решимости. Он делал то, что считал делать нужным, предлагал в номер то, что ему нравилось: взял щекотливое интервью о льне в управлении сельского хозяйства, даже заверстал в нс-мер стихи доярки и пастуха, которые лежали с го,
Мазин с утра по телефону давал инструкции, Ал сей же их не выполнял. Он хотел все перевернуть своему.
Получая почту, Мазин прежде всего отбирал: формации Семерикова,
Иногда эти мужички, похожие друг на друга, как на подбор кургузые, мятые, с сизоватыми носами, по одному незаметно появлялись в редакции и проходили к заведующему сельхозотделом. Роман Петрович встречал их радушно, просил «сотрудничать активнее».
— Как у вас нынче с брусникой и клюквой? — спрашивал он на прощание. — Дело зимнее, витаминчиков не хватает.
И мужички старались, слали Мазину с оказией коробки с клюквой, банки с солеными грибами. Они знали: за Мазиным не пропадет. И Мазин охотно печатал их. Конечно, не потому, что они снабжали его дикорастущей ягодой. Они давали вал. У сельхозотдела папки всегда трещали от обилия гранок. Это было постоянным тщеславием Романа Петровича. Насчет же качества всей этой продукции Мазин уклончиво отзывался: «Оперативные материалы».
И вот теперь Алексей вдруг понял, что этот «вал» всего лишь обилие пустых строк, что трудяга, тяжеловоз редакции, каким считали и считают всегда Мазина, никакой не трудяга, работает он налегке. Воз у него пустой. Ведь все эти изобилующие стандартной оперативностью корреспонденции — никому не нужный бумажный хлам. Как Алексей раньше не мог понять этого?! Хлам! Хлам! Он собрал все эти корреспонденции и скопом унес в архив. Хватит обманывать читателя, хватит перемалывать воду.
Он энергично взялся за обработку тех немногих стоящих статей, которые остались в похудевшей папке.
— Смотрите-ка, сельхозотдел-то что у нас вытворяет, — удивился Градов, и Алексею было приятно это удивление. «Может быть, Линочка осталась бы довольна мной», — подумал он, и его слегка отпустила незамолимая вина.
У Верхорубова в глазах светились задорные искорки, и бодрящий этот взгляд, наверное, тоже был на стороне Алексея, но Верхорубов, кажется, выжидал, надолго ли хватит у него запала.
Однажды под вечер, когда Алексей, устало морща лоб, сидел над статьей, вдруг перед его носом что-то пролетело и шлепнулось на бумажный лист. Перчатка! Он встрепенулся. Из открытых дверей послышалось знакомое:
— Привет, дроля, рожаешь шедевр? — ив комнату с лицом, покрытым ранним февральским загаром, ворвался Серебров. Он обнял Алексея, хлопнул по спине. — Эх, давно как тебя не видел, Слонушко.
Попробовал цитировать шедевры, но тут же отмахнулся от них.
— Вот для словаря русского современного языка запиши словечко: «уморщили». Не слышал такое? Сегодня у меня уморщили три тонны стального уголка. Вместо пяти дали две.
И Серебров принялся живописать свои хождения по мукам, как нужен колхозу этот самый «уморщенный» уголок.
— Это тема, Алексей. Напиши.
— Да, это тема, — согласился Алексей.
На другое утро он отправился с Серебровым по приемным снабженческих организаций и базам. Ох, сколько времени теряли там инженеры, механики, председатели колхозов, чтоб подписать накладную, выпросить трубы, стальной уголок. И как сложно было нерасторопному, начинающему толкачу, невлиятельному директору раздобыть стройматериалы.
Статья начиналась словами Сереброва: «Знаете ли вы глагол «уморщить»? Вряд ли. Его нет в словарях». Алексей отнес статью редактору и замер, ожидая. Наверное, он еще ни разу не писал таких аргументированных, раздумчивых, проблемных статей. Если бы была жива Линочка, она бы, прочитав статью, ворвалась, чтоб поздравить его. Определенно прибежала бы.
Наконец, его позвали к Верхорубову. Алексей одернул пиджак, причесал непродираемую шевелюру и, став почти элегантным, ступил на палас редакторского кабинета. Черные глаза Верхорубова улыбались.
— Ну вот, Алексей Егорович, и по сельхозотделу я дождался от вас очерка. Хорошее проблемное выступление. Но мне кажется, что вы кое-где смягчили положение.
Верхорубов, читая статьи сотрудников, сам проникался духом соучастия, ему хотелось улучшить и усилить написанное. Коля Умрилов из промотдела, который написал блестящую статью «Три дня в землеробской робе», рассказывал, что эту идею — побыть простым землекопом на стройке — подсказал ему Верхорубов. И тему материала о том, как гибнет на сплаве древесина, предложил он: «Речка — дно деревянное».
Ну, конечно, Алексей был согласен сделать статью весомее. Он поспешил в отдел и вновь засел за работу и вновь принес статью Верхорубову.
— Ну вот вполне доказательно стало, — улыбнулся Анатолий Андреевич. — Если бы раза два-три в месяц выдавал такие вещи сельхозотдел, я бы очень был доволен, очень, — проговорил он.
Статью хвалили. Алексей ходил довольный тем, что написал острую и, судя по всему, очень полезную вещь. Однако Мазин оказался недоволен им. Нет, не статьей. Статью он тоже вроде хвалил. Ему не нравился рыжовский стиль работы.
Поняв, что телефонными звонками Рыжова не пробрать и что тот непременно сделает все по-своему, вспотевший от долгого подъема по лестнице, Мазин приковылял на костылях и сразу же позвал Алексея в свой кабинет.
Рыжов пошел, чувствуя, что ему будет выволочка, но это почему-то не испугало его. Он предстал перед Романом Петровичем, готовый дать отпор.
Мазин сидел в распахнутом пальто, ондатровая шапка брошена на одно кресло, на другое он положил больную ногу, замурованную в гипс. На гипсе было что-то изображено, и Алексей легкомысленно подумал, что это Мазин от нечего делать забавляется рисованием. Самое лучшее, если бы Мазин ударился в рассказ о своей травме. На рисунке, оказывается, было изображено место перелома.