Сверкающий купол
Шрифт:
– Черт возьми, пока ты дрыхнешь, я должен протирать биноклем дырки в глазах, - заныл Хорек.
– Я все равно не смогу узнать этого узкоглазого, даже если увижу его, - пробормотал Куница.
– Один из нас может пока отдохнуть.
– По крайней мере, ты мог бы сбегать за пивом, - сказал Хорек.
– Может, если бы ты в тот вечер не выпил три литра пива, ты бы не упал и всадил бы пулю в узкоглазую башку, и мы бы здесь не торчали, - сказал Куница, закрывая глаза и переворачиваясь на другой бок.
Может быть, он был прав. Это усмехающееся лицо...
– Как ты думаешь, где-нибудь еще остались хо-ши-миновские плакаты? спросил он Куницу.
– Позвони Джейн Фонде и спроси, - пробормотал Куница и через несколько секунд захрапел.
Но уличные чудовища не храпели. Они скоро познакомятся с человеком, который встретил судьбу лицом к лицу.
Смена заканчивалась, а они получили какой-то дурацкий вызов о криках. Ничего необычного в криках, особенно в мотеле на бульваре Сансет, который, как все знали, кишел сутенерами и проститутками, и в котором, возможно, никто не провел ночь от начала до конца с тех самых пор, как его построили. Или сменили простыни, раз уж зашла об этом речь.
Когда они подъехали, "скорая помощь" выла еще кварталов за двадцать. Управляющий мотелем, нанятый камбоджиец лет семидесяти, сторожил дверь. Его пятнадцатилетний внук сторожил окно. Внутри комнаты находились два тела одно очень разгоряченное, встревоженное и визжащее, второе остывало с каждой минутой.
– Ну, в чем дело?
– вздохнул Бакмор Фиппс, когда оба уличных чудовища лениво покинули патрульную машину, оставив в ней фуражки, но захватив дубинки.
– Кто это орет?
– осведомился Гибсон Хэнд.
– Какая-то леди орет, - сказал мальчик.
– Мы ее не выпускаем.
– Почему вы ее не выпускаете?
– спросил Бакмор Фиппс, рыгая запеченым мясом. И надо же им было отправиться в сафари, в эту негритянскую забегаловку. Его солдатский пищевод и так весь в дырках. Он снова рыгнул.
Мальчик что-то сказал на камбоджийском старику, а потом ответил, Потому что она там убила человека, и мы подумали, что вам захочется с ней поговорить.
– ЧТО ОНА СДЕЛАЛА?- проснулся Гибсон Хэнд.
– Я никого не убивала, - плакала проститутка, когда ее успокоили и усадили в единственное кресло в комнате мотеля.
Стены были зеркальными, потолок тоже. На постели было зеркальное изголовье, а зеркальная дверь вела в ванную. Такая же дверь была у стенного шкафа.
– Прямо как в сказке!
– воскликнул Баккмор Фиппс.
– Одно приличное землетрясение, и от тебя останется один фарш, заметил Гибсон Хэнд, глядя на зеркальный потолок.
– Я никого не убивала!
– визжала проститутка.
Ей было лет двадцать, и кожа у нее была почти как у белой, обратил внимание Гибсон Хэнд. Она носила шапку курчавых волос, в настоящий момент сильно всклокоченных, и черная тушь струилась у нее из глаз на губы и на грудь, обратил внимание Баккмор Фиппс.
Можно было видеть, что грудь у нее на месте, потому что она была по пояс голой. Она даже не понимала, что единственное прикрытие для ее тела это юбка. Она не сняла юбку, потому что клиент сказал, что ему больше нравится, когда ее задирают. Это напоминало ему времена, когда он мальчишкой заезжал в машине в открытые кинотеатры. Когда девчонки их всегда "задирали" на случай, если вдруг подойдет служащий кинотеатра с фонариком. Поднятые юбки делали его твердым, как мороженый сом, сказал он.
Роланд Уиппл выбрал очень подходящее сравнение с мертвой рыбой, на которую сам стал походить. Он лежал на спине, глядя мертвыми глазами на зеркальный потолок, возвращавший его мертвому взору отражение безжизненной любовной мышцы, которая по странному стечению обстоятельств прекратила действовать с большей неохотой, чем его перегруженная сердечная мышца. Когда она прекратила работать, прекратил и он. И неожиданно. Массивный инфаркт ударил с сейсмической силой. Он пробежал свою последнюю милю со спуртом, достойным восхищения. Когда у него начались конвульсии, проститутку, которая была наверху, подбросило на два фута, и она с мокрым шлепком приземлилась ему на живот.
– А еще что-то говорят о страсти!
– воскликнула она.
– Господи, да это был настоящий взрыв!
Но Роланд Уиппл так и не услышал аплодисментов. Он испустил дух, как пустые кузнечные мехи. Его последнее дыхание плавало у зеркального потолка. Зеркальное изголовье было влажным от их трудов, но Роланд Уиппл уже затуманил свое последнее зеркало.
– Про парня, ушедшего вот так, можно сказать многое, - произнес Бакмор Фиппс, глядя на труп Роланда Уиппла.
– Теперь мне можно домой?
– выла проститутка, все еще в истерике, все еще не понимающая, что ее грудь ничем не прикрыта, и ни один из уличных чудовищ не собирался напоминать ей об этом.
На трупе до сих пор был презерватив. Зеленый, с маленькими красными усиками. Он купил его на бульваре Голливуд в магазине, специализирующимся на порнографических книжках. Девушки от них сходят с ума, сказал продавец.
Перед тем, как началась агония, проститутка хотела сказать ему, что от него у нее такие же ощущения, как от консервного ножа, и поэтому она собиралась взять с него лишних десять долларов.
– Как тебе работается с этими штучками?
– спросил проститутку Бакмор Фиппс.
– Лично я всегда езжу без седла. Правда, есть риск. Полно...
– Я хочу домой!
– выла проститутка.
– Я же не виновата, что у него такой оргазм!
– Надо признать, что этот ковбой встретил смерть лицом к лицу, образно говоря, - заметил Гибсон Хэнд.
– Есть много способов умереть намного хуже, - согласился Бакмор Фиппс.
– Так умереть не жалко. Совсем как в дуэли на кольтах на улицах Ларедо.
– Я его не убивала, - выла проститутка.
– Ну, каким-то образом, ты в этом участвовала, - сказал Гибсон Хэнд.Но тебя никто не обвиняет.