Свести с ума Мартину
Шрифт:
В предсмертной агонии, сжимая руку любимого, Алиса шептала:
– Милый, мне повезло в жизни, потому что я встретила тебя. Спасибо за счастье, которое ты подарил мне. Если я смогу, то стану твоим ангелом-хранителем. А если ты захочешь жениться, то хорошенько подумай – ты уже немолод. Я хочу, чтобы та, которую ты встретишь, любила бы тебя, как любила тебя я, и только тогда я буду спокойна и счастлива на небесах.
После похорон Тьерри заперся в квартире, отказываясь видеть кого-либо кроме Эскорбьяков и не отвечая на телефонные звонки. Он пытался свыкнуться с отсутствием Алисы, с тем, что это отсутствие будет продолжаться
Через неделю комиссар открыл дверь «Таверны», подошел к Эрмине, поцеловал ее и просто сказал «спасибо». Жизнь продолжалась.
Прошел месяц. Приводя в порядок бумаги, Тьерри наткнулся на протокол, составленный во время внезапного вторжения Мартины в его кабинет. Он совершенно забыл об этой истории и теперь из любопытства позвал Ратенеля.
– Скажите, Фернанд, а что там с Пьюбранами? Есть что-нибудь новое?
– Нет, дело открыто, но ни с той, ни с другой стороны никто ничего не предпринимал.
– Что это значит?
– Мы ничего не нашли, правда, особенно и не искали, а их вообще не слышно. Никаких покушений на убийство, ни малейшей неприятности. Шеф, я могу вам высказать свое мнение?
– Да, я вас слушаю.
– Я думаю, что мадемуазель просто ненавидит своих родственников. Почему? Я не знаю, но ей доставляет удовольствие издеваться над ними. Она придумывает всяческие истории, подстраивает разные штучки, дошла до возбуждения уголовного процесса… и ждет, пока клюнет прокурор. По-моему, речь идет о сумасшедшей или о порочной девице.
– Или об идиоте…
– Извините?
– Комиссаре, который встал на защиту чокнутой или развратницы.
Ратенелю стало неудобно. Он ругал себя за то, что так откровенно выразил свои мысли. Он не знал, как выпутаться.
– Господин комиссар, я уверяю вас, что…
– Инспектор, я у вас спросил, что вы думаете, и вы мне ответили.
К тому же вы, наверное, правы. Только я не совсем в этом уверен.
– Однако ничего не произошло за то время, пока вы отсутствовали, и если бы кто-нибудь действительно преследовал мадемуазель Пьюбран, он должен был бы воспользоваться моментом.
– Каким моментом?
– Как каким… вашим отсутствием.
– А что, я считаюсь защитником мадемуазель Пьюбран?
– Но господин комиссар, вы были первым, кто ей поверил.
– Первый и единственный, если я правильно понимаю.
– То есть…
– Не оправдывайтесь, Ратенель, каждый имеет право думать, что хочет. Главное быть искренним. Правда мне немного неприятно, что вы принимаете меня за дурака.
– Что вы, господин комиссар…
– Конечно да! И не вы один! Господин прокурор полностью разделяет вашу точку зрения. Я попал под влияние девицы, которая разыгрывает комедию. И хорошо разыгрывает, как только душевнобольные и могут. Вокруг нее несчастная семья пытается защитить родственницу от нее самой и в то же время отказывается от вмешательства психиатра, дорожа своей репутацией. Не так ли?
Инспектор готов был сквозь землю провалиться.
– Да, в какой-то мере.
– Ну что ж, теперь пусть кто-нибудь объяснит мне, для чего мадемуазель Пьюбран все это делает? Просто поиздеваться над родными –
– Конечно, в таком свете дело выглядит по-другому.
– Хорошо, допустим, я купился на рассказы сумасшедшей. Но нельзя забывать, Ратенель, что я был свидетелем покушения на жизнь мадемуазель Пьюбран. Кто-то пытался ее задушить. Вы говорите, что с тех пор ничего не произошло, и объясняете это простым расчетом. Тут я с вами согласен. Однако вы неправильно считаете Мартину автором сценария. Я думаю, что открытие дела, как бы ни незначительны были шаги, нами предпринятые, насторожило преступника.
В этот момент в голове комиссара как будто что-то щелкнуло. Сосед Эскорбьяков возник у него перед глазами, он отчетливо услышал возмущенный голос: «Вот что случается, когда слишком доверяешь людям! Они потихоньку готовят удар и, когда вы этого не ждете…»
– Что такое, комиссар?
– У меня появилась одна мысль. Но не буду говорить раньше времени.
На самом деле Невик не мог поделиться с Фернандом уверенностью – он сам не знал, откуда она взялась – что с Мартиной в скором времени что-то должно случиться.
После смерти жены Невик еще больше сблизился с Эскорбьяками. Они изо всех сил пытались отвлечь его от грустных мыслей. Теперь он приходил в «Таверну» два раза в день, а вечером, поскольку ему больше незачем было торопиться домой, он оставался поболтать со своими друзьями и часто засиживался до рассвета.
Сегодня они снова вспоминали Алису. И у всех троих на глазах появились слезы. Пьер, испугавшись за друга, решил сменить тему и, чтобы развеселить Тьерри, подробнейшим образом принялся описывать свое новое творение – обед «Эсперти – керсиноль», состоящий из многочисленных изысканных блюд.
– Что скажешь?
– Извини, но…
– Ты меня не слушал?
– Прости, у меня голова занята другим.
– Можно узнать чем?
Тьерри пожал плечами.
– Дело Пьюбранов…
– А что, есть что-нибудь новое?
– Нет, это-то меня и беспокоит.
Эскорбьяк, ожидая объяснения столь нелепого замечания, удивленно посмотрел на друга.
Единственным человеком, которому Невик всегда все рассказывал, была Алиса. После смерти жены он замкнулся в себе, не осмеливаясь никому довериться. Сейчас комиссар решил открыться Эскорбьякам, уверенный, что здравый смысл Эрмины и тонкая интуиция Пьера помогут ему. Он пересказал дело Пьюбранов, настаивая на том, что горячо верит в искренность Мартины. Не забыл упомянуть Тьерри и об отношении к происходящему прокурора, а также его собственного помощника – Ратенеля. Эскорбьяки слушали не перебивая, и когда он закончил, Пьер произнес: