Свет далекой звезды
Шрифт:
— Хи-ми-ческий? — удивленно повторил мужчина и остановился.
— Может быть, он и не так называется, — пояснил Завьялов. — Ну, одним словом, номерной институт, — добавил он, сознавая, что вопрос его звучит по меньшей мере глупо.
Человек с портфелем ничего не ответил, только пожал плечами и пошел дальше. Они одновременно обернулись, и Завьялов инстинктивно ускорил шаг. Потом он сообразил, что такая поспешность может показаться человеку с портфелем еще более подозрительной, и остановился у афиши, извещающей о футбольном матче. Потом еще раз обернулся, но человека с портфелем уже не было.
Завьялов
Так он дошел до небольшой площади. Там стояли скамейки, а за ними множество стендов. Они были испещрены цифрами и значками процентов. Судя по всему, цифры свидетельствовали о росте производительности труда, валового выпуска продукции и увеличении посевных площадей. Сбоку были перечислены предприятия, колхозы и совхозы. Внимание Завьялова прежде всего привлек именно этот перечень. Но тут же он сообразил, что смешно надеяться найти на стенде название того института.
Завьялов обвел глазами площадь и на ближайшем к нему желтом трехэтажном здании увидел вывеску: «Тайгинский городской комитет КПСС». Вот где должны знать об институте!
Это была самая элементарная догадка. Разумеется, в каждом городе есть горком партии, и, конечно, там знают обо всех учреждениях, расположенных на территории города. Но мысль обратиться в горком не приходила до сих пор Завьялову в голову. Возможно, потому, что в глубине души он сознавал всю нелепость этого шага: могут ли ему, первому встречному, человеку с улицы, дать в горкоме подобную справку?
Полчаса тому назад, выйдя из дома, в котором жил Иванов, Завьялов сказал себе: «Маленький город. Институт, имеющий такое важное значение. Неужели не отыскать его даже без помощи Иванова?» Но на деле все оказалось намного сложнее. Обращаться наугад с вопросами о засекреченном институте значило в конце концов нарваться на неприятности. Все-таки надо идти в горком.
…Завьялов поднимается на третий этаж. Маленькая приемная. Никого нет. Завьялов смотрит на часы: без четверти девять. Очевидно, еще рано. На всякий случай стучится в дверь кабинета. Небольшая комната. За письменным столом спиной к окну сидит молодой человек.
— Извините, — начинает Завьялов, — вы товарищ секретарь горкома? Мне надо с вами поговорить.
— Не выйдет, — отвечает секретарь почему-то очень веселым тоном, — я сейчас уезжаю. Вот жду машину.
— И… когда вернетесь? — упавшим голосом спрашивает Завьялов.
— А меня сегодня весь день не будет, — все так же охотно и добродушно отвечает секретарь. — Я на цементный уеду, на отчетно-выборное. А вы, товарищ, откуда?
Завьялову нравится этот человек, совсем еще молодой парень. На вид ему никак не больше двадцати пяти. К тому же он сухощавый и белесый и от этого кажется еще моложе. И говорит как-то смешно. Самые обыденные слова произносит так, будто у него на душе невесть как светло и радостно.
— Я из Москвы, — отвечает Завьялов и сам невольно улыбается.
— Ого! — восклицает секретарь. — Из самой Москвы! Из какой же организации?
— Нет, нет, — торопливо поясняет Завьялов. — Я… так
— Да ну?! — снова восклицает секретарь. — Москва в Тайгинск по личному делу приехала! Любопытно. Что же, выкладывайте свое личное дело… Впрочем, нет, подождите, ничего не выйдет. Наверно, уже машина пришла. Погодите-ка…
Он повернулся вместе со своим креслом к окну и, привстав, поглядел вниз.
— Нет, еще не пришла. Ладно, выкладывайте.
— Прежде всего, я хотел бы предъявить вам свои документы, чтобы вы знали, кто я и что.
Он полез в карман, но секретарь предостерегающе поднял руку.
— Погодите, товарищ, — сказал он и чуть поморщился, — вы ведь не в милицию и не в бюро пропусков пришли. Кто вы, я могу узнать непосредственно от вас. Меня, например, зовут Петр Степанович Лукашев. А вас?
— Завьялов Владимир Андреевич.
— Звучит ничуть не хуже, — сказал Лукашев прежним своим веселым тоном. — Так что же случилось, Владимир Андреевич?
Всего несколько минут потребовалось Завьялову, чтобы рассказать свою историю. Он уже привык говорить коротко, упоминая только главное, говорить без излишних эмоций, только о фактах.
Неожиданно Лукашев прервал его:
— Послушайте, товарищ Завьялов, а куда вы так торопитесь? — Он словно забыл, что минуту назад нетерпеливо выглядывал в окно. — То, что вы рассказываете, необычайно интересно. Значит, вы увидели ее в журнале. Вот здорово!.. И как же все это произошло?
И тогда Завьялов стал рассказывать ему подробно. Начиная с того дня на взморье, когда увидел Олю на журнальной странице, с посещения редакции и отдела розыска… Только подойдя к вопросу об институте, Завьялов чуть замялся.
— Я узнал, что снимок был сделан где-то здесь, в Тайгинске, следовательно, институт находится именно здесь. Мне нужен его адрес. Понимаю, моя просьба звучит наивно, если не подозрительно. Но у меня нет другого выхода, товарищ Лукашев, поймите! Миронова не руководящее лицо, даже не инженер. Она рядовой работник. Ее имя не значится в списках центральных управлений. Только на месте можно попытаться выяснить, работает ли она в этом институте. Вот я и пришел к вам с просьбой о помощи. Не сразу решился.
С улицы донесся прерывистый звук автомобильного сигнала. Но Лукашев, вопреки опасению Завьялова, даже не обернулся к окну.
— Ну-ка дайте ваши документы, — вдруг потребовал он, просмотрел их, вернул Завьялову и неожиданно сказал: — Слушайте, товарищ Завьялов. Если вам удастся найти эту Олю, вы согласитесь выступить у нас завтра на комсомольском активе?
— Что? — недоуменно переспросил Завьялов.
— Да вы не удивляйтесь. Я на это дело со своей горкомовской колокольни смотрю. Ведь очень интересно и поучительно будет ребятам послушать, а? Пусть поймут, что такое настоящее чувство! А то некоторым оно еще неведомо. Понимаете, очень опасно, если первое чувство загрязняется пошлостью. Потом это может войти в привычку. Человек навсегда разучится любить. Вам, наверно, странно, что я это вам говорю, но вы не удивляйтесь. Я ведь бывший комсомольский работник, еще не так давно секретарем горкома комсомола работал. Правда, не в этом городе… Значит, согласны?