Свет Горизонта 2: Ураганные Хроники
Шрифт:
— Шисуи?! — удивился он, вытаращив глаза.
— Какаши… Ты в порядке? Твоя помощь оказалась очень кстати. Я — твой должник, — улыбнулся Учиха.
Хатаке замешкался и забыл, что сзади него еще около десятка врагов.
— Берегись! — воскликнул Учиха, подскакивая вплотную к сыну Четвертого и подставляя под удар меч над его головой. Какаши резко обернулся и вонзил кунай в живот атаковавшего его противника.
— Спиной к спине! — крикнул он. Шисуи кивнул, и, получив возможность отойти от обрыва на несколько шагов, встали в соответствующем боевом построении, они продолжили битву, отбиваясь от окруживших
Теперь несколько ниндзя, стремясь полностью окружить дуэт молодых бойцов Конохи, сами оказались на вершине холма. Какаши и Шисуи, не раздумывая, обрушили на них всю свою мощь. В конечном итоге те вынуждены были отступить и сами рухнули с обрыва в пропасть, где пиками простирались скалы, получившие в жертву уже несколько превращенных в кровавую кашу тел.
— Знаешь какую-нибудь мощную атакующую технику? — быстро спросил Шисуи.
Какаши понял, что его союзник тоже выдохся и не протянет долго в ближнем бою. У него и у самого от мощных ударов взрослых мужчин и воительниц-женщин болели руки. Он держал меч из последних сил.
— Только одну. Я пока не могу использовать ее с ходу, — отозвался Какаши, стиснув зубы от боли. Он пропустил выпад врага, и чужой кунай прочертил на его плече длинную глубокую царапину.
— Плохо, — быстро произнес напарник, — тогда поберегись.
Какаши быстро отскочил на шаг назад, краем глаза следя за линией обрыва. Шисуи же наоборот выскочил вперед и, сделав несколько движений руками, изверг из своего рта мощный поток пламени.
— Стихия Земли… — услышал Хатаке, но остальные слова затихли в шипении огня.
Он напрасно посмотрел на яркую технику Шисуи. Свет огня на миг ослепил его. И этим воспользовался единственный уцелевший шиноби. Как раз тот, что успел загородиться от огня маленькой каменной стеной. Он ловко перемахнул через созданное им же заграждение, пронесся мимо Шисуи и атаковал дезориентированного Какаши кунаем.
Над полем битвы раздался душераздирающий вопль Хатаке, который не в силах был сдерживать боль. Острое лезвие разрезало ему левый глаз и веко, глубоко проникая в кожу. Никогда еще сын Четвертого Хокаге не испытывал такой боли. Попадания кунаев и сюрикенов, мимолетные порезы вражеской катаны, синяки и переломы — все это было в тысячи раз легче той боли, что он испытал сейчас. Он чувствовал, как глаз, потерявший целостность оболочки, горячей жидкостью вытекает из глазницы, как его лицо заливает кипящая кровь. Шиноби выронил меч и схватился обеими руками за то место, где был его глаз.
Несколько неосторожных шагов, и он уже не почувствовал твердой почвы под ногами. Лишь пропасть. Какаши замахал руками и ногами, чувствуя подошвой край холма. Но балансировать было поздно. За спиной Хатаке его ждали острые скалы, обагренные чужой кровью.
Он запоздало услышал звон металла, звук, с каким обычно меч пронзает чье-то тело, затем чей-то крик…
“Отец… Почему тебя нет здесь?! Ты же Четвертый Хокаге, черт подери! Умирают люди. Все умирают. Умерли… Я… сейчас умру. Скалы… Это конец. Обито и Рин. Простите меня. Сенсей…” — ураганом бушевали мысли в голове парня всего лишь за доли секунды.
Он почувствовал свободное падение, а затем сильный рывок за руку. Кто-то ухватил его за запястье. Ногами, грудью и окровавленным лицом Хатаке врезался в каменистую
Он открыл единственный глаз, который залила собственная кровь. Сквозь алую завесу Какаши увидел Шисуи, крепко державшего его руку и стиснувшего зубы от напряжения. Учиха зарычал, упершись свободной рукой в землю и потянул на себя, вытаскивая Какаши из бездны.
Спустя лишь несколько секунд Хатаке с бешено колотившимся сердцем неподвижно лежал рядом с Шисуи на краю обрыва, утопая в собственной крови и захлебываясь горечью, хаотичными мыслями и болью, поглотившей все тело.
Шисуи нашел в себе силы оттащить Какаши подальше от обрыва. Хатаке ничего не слышал. Ни взрывов, ни лязга оружия, ни криков товарищей и врагов. Он чувствовал лишь боль.
Когда зрение и все остальные чувства начали возвращаться, Какаши резко дернулся. Боль чуть отступила, когда Хатаке почувствовал вонзившуюся в плечо иглу шприца. Но не настолько, чтобы полностью прийти в себя. Он не мог двигаться. Он был разбит. Он был жалок. Он был беспомощен, как котенок, цепляясь за жизнь, за последнюю соломинку.
“Обезболивающее? Оно меня не спасет!”
Он открыл глаз и сквозь кровавую пелену увидел три обеспокоенных лица. Рин, Шисуи и Обито. Помимо красной завесы он видел огромное темное пятно, закрывающее всю левую половину привычного поля зрения. Друзья активно суетились вокруг Какаши. Их отрывистые голоса и фразы медленно доходили до его ушей, запоздало проникая в сознание.
— Все закончилось. Мы победили.
— Братик, ты его спас! Ты…
— Надо срочно что-то предпри…
— … Мы его теряем. Рин, сделай же что-нибудь…
— Он потерял слиш… много крови. Не знаю…
— Заткните чем-нибудь дыру в его голове.
— Заткнуть глаз?
— Заткнись, Обито!
— Стойте, тут надо быть предельно аккуратной.
Какаши медленно моргал, заторможено следя за сменяющими друг друга картинками. Вот Рин держит в руках перемазанные кровью бинты. Опять вводит ему чего-то с помощью шприца. Обито мельтешит то справа, то слева, изредка трясет Какаши за плечи. Что-то в нем изменилось. Ах да, кажется, Учиха пробудил шаринган. Одна запятая… две запятых… три запятые на кроваво-красной радужке. На товарище нет его очков. Посеял или разбил в схватке? Вот дурень… Шисуи несколько раз появляется и пропадает из поля зрения. Вот в его руке какая-то склянка с непонятным раствором и белой сферой, похожей на человеческое око. Глаз в пробирке плавает то туда, то сюда, обращаясь вокруг своей оси. Какаши успевает разглядеть красную радужку с двумя томоэ. Это шаринган?!
— Ему срочно надо пересадить глаз.
— Откуда это у тебя?!
— Б**ть! Нет времени объяснять! Быстро, я сказал!
— Я не смогу это сделать.
— Сможешь, если захочешь, дура. Каждая секунда на счету!
— Рин, ты сможешь! Только ты можешь его спасти.
— Сними же наконец эту еб***ю маску. Она тебе мешает.
— Но…
— Живо!
Странные ощущения. Боль, давно смазавшаяся в единое целое, стала, словно пульс то утихать, то увеличиваться. Будто кровавые волны, то накатывающие, то отступающие.