Свет луны
Шрифт:
Неома тщетно пыталась что-то вымолвить, но так и не смогла, что-то словно застряло у нее в горле. Перегрин продолжал:
— Как ты думаешь, что оставалось мне думать, когда Дадчетт сказал, что видел, как ты ехала по направлению в Сит. При этом он спросил, сколько заплатил мне этот распутник.
Перегрин вздохнул так глубоко, как будто ему не хватало воздуха, и добавил:
— Он также сказал, что сам бы заплатил мне за тебя вдвое больше!
— Перегрин, как ты можешь такое говорить! — в ужасе кричала Неома.
— Признаю, что это моя вина, — сказал Перегрин все тем же яростным голосом, —
Свирепо глядя на маркиза, который стоял как вкопанный с первой минуты его появления, Перегрин не мог держать себя в руках и продолжал:
— Я не законченный идиот, чтобы не понять, что здесь произошло. Вы заставили Неому «расплатиться с вами» за расписку, которая для вас ничего не стоит. Думаю, как мужчина я бы должен вызвать вас на дуэль. Но, если вы убьете меня, для вас станет еще проще завладеть моей сестрой! Я увожу ее с собой, а завтра в вашем лондонском доме вас будут ждать документы на наше поместье.
Неома вскрикнула, но Перегрин, не обратив на это внимания, добавил:
— Сомневаюсь, что наше поместье стоит тех денег, что я должен вам, но, кроме него, мне нечего более вам предложить. Я думаю, вы сможете использовать его наилучшим образом.
Перегрин говорил грубо, яростно произнося каждое слово. Затем, взяв Неому под руку, произнес:
— Пойдем отсюда. Я не позволю тебе оставаться здесь ни на минуту!
— Перегрин! — взмолилась Неома.
— Ты сейчас же уедешь со мной! — непреклонно говорил он авторитетным тоном.
Впервые она увидела своего брата с другой стороны. Перед ней был не тот брат, которого она всегда по-матерински опекала. Это был взрослый мужчина. Не говоря больше ни слова, Перегрин вышел из столовой, потащив за собой Неому. Она хотела обернуться и извиниться перед маркизом. Однако Перегрин шел очень быстро, и, когда они уже были в парадном вестибюле, Неома поняла, что маркиз не пошел за ними. Уже перед дверью, едва переведя дыхание, Неома вымолвила:
— А… как же мои вещи?.. Они… не собраны. Перегрин остановил мажордома, который проходил мимо них, и попросил:
— Будьте так любезны прислать вещи мисс Стандиш в дом его светлости в Лондоне. Я распоряжусь, чтобы их потом забрали оттуда.
— Хорошо, сэр.
Пока Перегрин разговаривал с мажордомом, Неома дотянулась до своего жакета, который оставляла на стуле. Затем Перегрин потащил ее к выходу, а потом по ступенькам к почтовой карете, запряженной двумя лошадьми. Когда Перегрин сам взялся за вожжи, грум пересел назад. Выехав на основную дорогу, Неома, оценивая все произошедшее, тихо сказала:
— Прости… меня.
— Об этом мы поговорим дома, — сказал Перегрин. — Если он причинил тебе зло, то, клянусь, я убью его!
— Нет! Нет! Со мной… все в порядке. Все было не так… как ты думаешь, — с трудом произнесла Неома. Она боялась, что грум слышит их разговор.
Довольно долго они ехали молча, но вскоре Неома поняла, что они ехали не по лондонской дороге. Она спросила:
— Куда мы… едем?
— В поместье, — ответил Перегрин. — Как ты, очевидно, догадываешься, я должен забрать бумаги на поместье.
На глаза Неомы навернулись слезы не
«О боже! Как же ты допустил, чтобы такое случилось? Почему это должно было произойти с Перегрином?»
Они ехали долго, прежде чем повернули на знакомую дорогу. Вскоре показались заржавелые крыши пустых полуразвалившихся домиков. Наверное, оттого, что Неома сравнивала родное поместье с величавым Ситом, она заметила валявшиеся на нескошенной траве ветки деревьев и росшие вокруг сорняки, а также несколько трещин на стенах их старого дома. Кое-где выбиты были окна, на крыше во многих местах расколота черепица. Однако особняк, построенный в елизаветинском стиле более чем два столетия назад, был еще прочным и мог согреть. Неома знала, что более всего на свете любит этот дом. Это был ее родной дом, единственное наследство Перегрина.
«Мы вынуждены потерять этот дом. Для человека, который станет его владельцем, этот дом ничего не будет значить».
Подсознательно Неома подумала, что, может быть, все же маркиз поймет, как она любит этот дом, потому что это ее кровно-родное место, лучше которого для нее нет ничего на земле.
«Не стоит думать об этом», — тут же убедила она себя.
Войдя в дом, Неома поняла, что их никто не встретит: слуги, старики Бриггз, из-за своей глухоты, наверное, даже не услышали, как они подъехали к дому. В тот момент, когда Перегрин расплачивался с грумом, Неома вошла в гостиную. Занавески и покрывала изрядно выцвели, ковер совсем износился, но от всех этих вещей повеяло какой-то особой теплотой и напомнило ей о матери. Неоме стало обидно, что мамы сейчас нет с ними. Она бы поняла все их проблемы и подсказала, как с ними справиться. Она всегда умела найти верное решение.
В дверях показался Перегрин, который прервал воспоминания Неомы. У него по-прежнему был сердитый взгляд.
— Как ты могла поступить столь предосудительно, послушавшись маркиза? — спросил он.
— Мы должны… поговорить об этом, — тихо ответила Неома.
Правда, внутренне она не была готова все рассказать брату. Например, о том, что маркиз предлагал ей в подарок дорогостоящее ожерелье.
— Значит, ты говоришь, что он не дотронулся до тебя? — яростно спросил Перегрин.
Неома отрицательно покачала головой. Она не могла сказать Перегрину о поцелуе маркиза. Он непременно стал бы расспрашивать, было ли еще что-нибудь, кроме поцелуя.
— Пойду наверх, переоденусь, — быстро сказала она, убегая от дополнительных вопросов Перегрина. — Потом я постараюсь что-нибудь приготовить на обед.
Ничего не ответив, Перегрин сел в кресло, а Неома вышла из гостиной. Наверное, он с большим сожалением думал о пропущенном у сэра Эдмунда обеде, а еще больше переживал, что не увидел боксерского состязания, так как вынужден был спасать ее. Уехав на рассвете, он, видимо, провел бессонную ночь, думая о том, что сказал ему лорд Дадчетт, переживая за нее и проклиная маркиза.