Свет мира
Шрифт:
— Вот это мне приятно слышать от нашего скальда, — сказал директор. — Теперь я вижу, что ты свободный исландец, а не какой-нибудь грязный стихоплет.
— Мне так досадно, что я не могу предложить нашему благословенному директору чашечку кофе, — сказала невеста.
— Да пропади он пропадом, этот яд, — сказал директор Пьетур Паульссон и сделал рукой жест, свидетельствующий об отвращении. — Мы, исландцы, потомки древних викингов, которые утоляли жажду собственноручно натопленным рыбьим жиром, а в случае чего не гнушались и его осадком. Я слыхал о старых охотниках на акул, которых зимой выбросило кораблекрушением на шхеры, они вместо водки пили горячую тюленью кровь. Это были не какие-нибудь там ирландские рабы, мой милый, это были свободные исландцы из Исландии, которым никогда бы не пришло в голову организовать союз краснобаев и убийц, направленный
— Да, — сказала невеста скальда, — это были достойные люди, царствие им небесное.
— К сожалению, я не знаю, что такое ореол, — заметил скальд. — Я ведь так мало читал.
— Быть скальдом и не знать, что такое ореол? — удивился директор. — Не много же ты знаешь, мой милый. Вот мы, я и мой управляющий, знаем, что такое ореол, у нас есть первоклассная книга из Англии. По ореолу сразу видно, настоящий исландец человек или нет. Кто в нынешние трудные времена не хочет отдать все свои силы ради нашей экономики, не может быть истинным исландцем. Послушай, ты же скальд, давай немного посочиняем вместе, я как раз задумал написать пьесу, загляни ко мне завтра или послезавтра, мы с тобой обсудим ее за стаканчиком рыбьего жира. Надеюсь, ты не употребляешь табак?
— Нет, — ответил скальд. — К сожалению. Наверно, я многое теряю?
— Что ты, что ты, откуда такие порочные взгляды, мой милый? — Директор взмахнул рукой, как будто хотел заставить скальда замолчать. — Разница между ореолом в табачном дыму и ореолом, чистым от табачного дыма, такая же, как между пышными оладьями и подгорелыми блинами. Вот поэтому мы не должны употреблять табак. Вместо табака у нас должны быть идеалы. Мы должны быть патриотами, а не табачниками. Но в то же время мы обязаны здесь, в Свидинсвике, сделать что-нибудь и для культуры. Чего нам здесь не хватает, так это высокой культуры. Культуры будущего. Послушай, а что ты скажешь, если поставить у нас в Свидинсвике маяк культуры, который горел бы день и ночь, напоминая о Тоурдуре из Хаттардаля или о каком-нибудь другом древнем мудреце?
— О ком же? — спросил скальд.
— Да о ком угодно, на этот счет мы всегда успеем договориться, важно придумать что-нибудь, чтобы отвлечь внимание людей от болтовни всяких безродных проходимцев, пока наша экономика окончательно не пришла в упадок. Между прочим, а что было сегодня вечером на собрании? Организовали союз?
— Я даже не знаю, — ответил скальд. — Вообще-то говорили, что надо организовать Союз Рабочих, но я рано ушел с собрания и прошелся немного по берегу, чтобы подышать свежим воздухом.
— Союз Рабочих, — сказал директор Пьетур Паульссон. — Они, видно, считают меня болваном. Они, видно, считают, что заткнут мне рот, если организуют свой вшивый союз дармоедов и бездельников. Ну, пусть пеняют на себя. Я им скажу, что если они организуют Союз Рабочих, я организую Союз Квалифицированных Рабочих, а если они организуют Союз Квалифицированных Рабочих, я организую Союз Выдающихся Людей. Пусть не думают, что им удастся организовать против меня союз материалистов, они у меня дождутся, я пущу в ход такие духовные силы, что им долго потом не опомниться. Мы, истинные исландцы Свидинсвика, должны начать борьбу за то, чтобы наконец построить у себя приличную церковь. Я уже подумываю в связи с этим об одном человеке, я имею в виду старого Йоуна Табачника, которому французы подарили землю, ему, собственно, уже давно пора бы помереть, и, несомненно, он скоро это сделает, после смерти он будет стоить пятьдесят тысяч крон, это уж точно, если к этому прибавить еще церковные фонды… Кроме того, мы должны купить для Свидинсвика самолет, чтобы поднимать людей в воздух, или по крайней мере арендовать самолет. Вот тебе две кроны для малютки, милая Яра. Слушай, старина, чтобы больше уже к этому не возвращаться, который из болванов, по-твоему, главный во всем этом деле? Неужели эта крыса староста? Один человек, ушедший с собрания, чтобы посмотреть, какая завтра будет погода, сказал мне, что там была и эта девка из Вегхуса, которой я дал работу у себя в сушильнях. И последний вопрос: как ты думаешь, не получил ли этот дурак и крыса Йенс Фаререц письма от проклятого Эрдна Ульвара, который допустил, чтобы его родители подохли тут как собаки?
— Но ведь Эрдн Ульвар находился все это время в туберкулезном санатории, — заметил Оулавюр Каурасон.
— Плевать я на них хотел! Эти лодыри и неудачники, которые не желают работать ни на себя, ни на других, только и делают, что разлеживаются по санаториям.
— Как тебе известно, я всегда причислял себя к людям, имеющим идеалы, — сказал скальд. — Самое важное — это поднимать людей над земным. Но не кажется ли тебе, что эти вещи нельзя смешивать: церковь должна быть сама по себе, а самолет — сам по себе?
— А в чем, по-твоему, разница между христианством и авиацией? — спросил тогда директор Пьетур Паульссон.
Но скальд не, смог ответить на этот вопрос.
— Вот видишь, мой милый, — сказал директор, — ты не знаешь, в чем разница между христианством и авиацией. Некоторые говорят: христианство, но не авиация, другие — авиация, но не христианство. Я же не только говорю христианство и авиация, я не колеблясь говорю: христианство — это авиация, а авиация — это христианство. Послушай, если тебе нужны бесплатные витамины для ребенка, приходи в лавку к моему управляющему. Я могу даже достать тебе разноцветные бумажки из Германии, на которые надо мочиться.
— Большое спасибо, — сказал скальд, а его невеста еще раз попросила Иисуса, чтобы он поддержал директора. — Только об одном, Пьетур, я необразованный скальд из народа, хочу спросить тебя: зачем нам здесь в Свидинсвике самолет?
— Зачем нам самолет? — возмущенно повторил директор. — Ты что, мой милый, рехнулся? Неужели ты не понимаешь, зачем нам самолет? Да чтобы летать по воздуху, чудак ты этакий! Самолет — это новые времена.
— А я думал, что новые времена — это прежде всего еда и одежда, — сказал скальд.
Директор был ошеломлен. Он беззвучно открыл рот, как будто Оулавюр вдруг заговорил по-китайски, и от удивления у него вытекла из уголка рта и поползла по подбородку струйка темной от табака слюны.
— Постой, постой, мой милый, — сказал директор, придя немного в себя и всосав слюну обратно. — Сразу видно, где ты был сегодня вечером. Русского духа не скроешь. У них в душах одна косность. А тебя я предупреждаю: поэты, которые хотят стать ирландскими рабами, пусть поостерегутся. Еще никто никогда не заступался за скальдов, мой милый. Дом скальда может взлететь на воздух, может и сгореть. Ты сильно заблуждаешься, если считаешь, что новые времена — это прежде всего еда и одежда. Новые времена — это чувство гражданственности, это значит, что у человека есть родина, ради которой он готов голодать и даже утонуть, если этого потребует ее экономика. Новые времена — это готовность пожертвовать последней каплей крови ради прошлого своего народа и ради его будущего. Новые времена — это значит не быть русским. Новые времена — это значит не быть ирландским рабом, не имеющим родины. Вспомни, что сталось с Сигурдуром Брейдфьордом. Вспомни, что сталось с Йоунасом Хатлгримссоном, мой милый.
— Это слишком большие имена, чтобы их упоминать в таком маленьком доме, — сказал скальд. — Если они по заслугам умерли в голоде и нищете, преследуемые и презираемые всеми, то чего же заслуживаю я?
— Знаешь, мой милый, если ты отучишься от этой бессмысленной болтовни, ничего плохого не случится. Ведь если разобраться как следует в твоих словах, кто же это у нас в Свидинсвике не имеет хлеба и одежды? Насколько мне известно, я всех одеваю и кормлю здесь, в Свидинсвике. Я демократ. Я всегда был хорошим социалистом. Я всегда придерживался новейших научных открытий. Вот сейчас я закупил для поселка витаминов более чем на тысячу крон. Пусть тот, кто владеет другими хозяйствами, поступит так же. Наша экономика требует трудовой повинности, а не поденщины, когда люди привыкают молоть всякий вздор, направленный против их родины; будь их воля, они, как ирландские рабы, убили бы нас, свободных граждан, и отдали бы исландцев в руки датчан и русских. Послушай, а не поставить ли этот маяк культуры на мысе Ульва Немытого в память об этом первопоселенце?