Свет мой, зеркальце, скажи
Шрифт:
– Ты смеешься, Винс! Ты и вправду подумал, что эта девица проститутка?
– Да это видно с первого взгляда!
Винс озлобился. Он вновь уселся в кресло и уставился на меня, поднося стакан к губам.
– Можешь бить меня ниже пояса, но не делай из меня дурака, старик.
– Если хочешь знать, эта девушка работает на торговую фирму.
– Ну и что?
– И если ты решишь приподнести подарочек своей жене, а сам не слишком разбираешься в женском белье, подобные ей дамы приводят тебя в нужные места и помогают выбрать то, что нужно. Небезвозмездно. Коммерсанты выделяют им процент
Теперь он насмехался в открытую.
– Ну ты и наговорил!
– Не будь циничным, Винс, это тебе не к лицу, - одернул я его, взяв свой бумажник, чтобы достать накладные Герды.
– Я действительно очень признателен тебе за напоминание, ибо сам чуть было не забыл. Видишь ли, я заказал множество всяких мелочей для Джоан, но хочу вручить их сам, потому я перешлю их в Нью-Йорк на твой адрес самолетом. А вернувшись я приду их забрать и это будет потрясающе - распаковать их перед Джоан!
– Надо же!
– буркнул он, но уже мягче.
Я передал ему накладные. Он внимательно изучил одну из них.
– Черт побери, Пит, видя эту кралю...
– Ты плохо смотрел, да ещё в дурном настроении, Винс. Скажи, Бетси будет дома, когда все это прийдет?
– Да, естественно. Ребята идут в школу, и ей придется оставаться дома. Но скажи, что за дела с этими покупками? Что за барахло?
– Маленькие поленца.
– Что?
– Для разжигания огня. Ночные сорочки, сексуальное нижнее белье. В кружевах. Чтобы напомнить, что не время гасить огонь.
– Ну? И все для этого?
– Ну да; иногда создается такое впечатление, что моя жена проводит все время в бумазейном пеньюаре и бигуди. Я полагаю, что это из-за совместно прожитых тринадцати лет; супружеская жизнь давно стала привычкой.
– Ты конечно вправе говорить подобное, но чтобы женщина типа Джоан... Клянусь, Пит, твоя жена становится все очаровательнее. Из года в год она словно молодеет. Поэтому мне просто странно, чтобы столь сексуальная особа, как она...
– Я знаю. Потому я и устроил закупку подобных туалетов. Это не столь дорого, как супружеские раздоры.
– Вот те на! Послушай, Пит, ты не возразишь, если я введу Бетси в курс дела? Ибо она тотчас спросит про эту кипу.
– Как хочешь! Расскажи ей все, что сочтешь нужным. Между нами нет секретов, не так ли? Только прошу тебя, не вскрывай коробки. Я хочу сделать это сам.
– Ну что ты, что ты... конечно...
Его взгляд и голос затухают. Он всего лишь завистливый негодяй, и сейчас он представляет себя на необитаемом острове с моей женой, то разглядывающим набедренную повязку на её теле, то бросающимся к её ногам. И я готов поклясться, что сцена появится в ближайшем романе. С тех пор, как он познакомился с моей женой, во всех его книгах появляется расписываемая в деталях сцена с некоей евреечкой со смоляными кудрями и объемистыми грудями, позволяющей поразвлечься с собой. Мы с Джоан знаем, о ком идет речь, и даже давняя и добрая знакомая Бетси Кенна знает это, ибо она заставила мужа сменить Нью-Йорк на Сан Франциско, по словам Бетси, единственный цивилизованный город Соединенных Штатов.
Но мнение Винса диаметрально противоположно.
Мои судьи все так же сидят на своих местах в застывших позах, устремив взор в одну
Доктор, как мне показалось, преобразился. Все такой же маленький и хилый, но уже без признаков недоброжелательства или попыток совершить насилие. Вполне возможно, что его волнует иная проблема, а не я. Он держит в обеих руках клюшку для гольфа под свой размер, клюшку в миниатюре. И посылает лежащий перед ним мяч.
– Мэтр?
В противоположном конце комнаты Ирвин Гольд послушно опускает стакан на пол и кладет его горловиной к доктору. Герр доктор сводит ноги вместе и прочно упирается в ковер, опустив клюшку напротив мяча. Он наклоняется вперед, шевелит своими ляжками, будто готовящийся к прыжку кот. Потом бьет по мячу, и тот катится по ковру прямо в лунку. Отличный удар.
Дрожь нетерпения, словно от укусов полчища муравьев, пробегает по коже.
– Господин председатель...
– Прошу вас, минуточку.
Голос его невыразителен. Он кладет на ковер новый мяч.
Удар клюшкой.
Отлично.
Удивленный, недоверчивый, я смотрю на этот жалкий турнир, у него в руке невообразимым чудом появляется третий мяч. Меня поедают муравьи. Будто взрыв, из меня меня вырывается протест.
– Ради Бога! Вы говорили, что нельзя терять время!
Он повернулся ко мне и любезно улыбнулся.
– Вы кажется забыли, Пит? Это святая пятница.
– И что дальше?
– Ах, пятница, пятница! Всего лишь три года, а вы не помните, что это за день для меня? День игры в гольф, Питер. Шесть дней в неделю, включая и соблазнительный солнечный уикэнд, клиенты выплескивают свои неврозы в мои всевнемлющие уши. Но пятница, Питер, день отдыха для моей клиентуры, а для меня сейчас ещё и время чаепития. Ну что? Теперь вы вспоминаете?
Да, я припоминаю. Пятница. Ник возвращается из школы, чтобы провести уикэнд со мной. Он приходит в три тридцать, у него свой ключ, он входит в квартиру, идет в гостевую комнату, чтобы снять куртку и галстук, а затем непременно заходит в ванную комнату. А там труп женщины, кровь, револьвер...
– Вы что-то побледнели, друг мой, - заметил психиатр.
– Я должен уйти. Мне необходимо попасть домой до прихода Ника.
– Невозможно.
– И это говорите вы!
Я хочу подняться, пытаюсь оторваться от стула, но не способен на это. Кресло слишком гостеприимно. Я сражаюсь, борюсь, делаю неимоверные усилия и чувствую, как по лбу течет пот. Лекарь наблюдает за мной с фальшиво сочувствующим видом, да ещё ободряет меня.
– Отлично. Сделайте ещё небольшое усилие. Вот так. Ну же! Ах, что за невезение. Еще разок.
Я даже не злюсь на него. У него действительно вид человека, старающегося помочь мне, успокоить, не давить на меня. Ирвин Гольд со своей стороны, кажется, забавляется моими безуспешными попытками.
– Вы слышали, чемпион? Ну же, ещё небольшое усилие! Поднимитесь же! Что с вами происходит?
Я делаю последний безнадежный рывок и возникает впечатление, что разрываются все мышцы. Напрасно. Я бессильно разваливаюсь в кресле.