Свет на облаках (САМИЗДАТ)
Шрифт:
И так — с любой мелочью. Вниз по Туи шли брёвна — вверх доски, и даже строительный камень. При том, что Дивед готовился к войне, а комендант столицы на всякий случай обновлял укрепления — получилось очень кстати. Оставшуюся щепу да кору жгли в печках. Золу — отдавали фермерам. Бесплатно, но только тем, кто пославлял в город свежие продукты. Скапливалась она быстро, так что — на поля уходили телега за телегой. Что пепел да зола удобрение хорошее — фермеры знали. Хотя бы по опыту соседей-саксов, выжигавших леса под вспашку. Вот только эти варвары уничтожали плодородие земель в считанные годы. После чего норовили двинуться дальше.
Самое же интересное происходило внутри охвативших небольшой треугольный полуостров рвов и валов. Город получался похожим на готовый выйти в море корабль: высокая корма Кричащего холма,
Само же серебро почти исчезло из ежедневных расчётов. Оно смирно сидело по сундукам — а бегала кожа. И, иногда, при крупных сделках, золото. Больше того: грамотки понемногу расползались по округе, всё шире и шире. Там происходило то же самое: всяк старался в первую очередь скинуть с рук ценную, но обещающую на ярмарке похудеть расписку. Так и получалось — куда доходили расписки, металл исчезал, и из монет оставались только разменные медяки. Прочее пряталось на чёрный день.
А рыжей сиде с ученицами прибавлялась работа — через лавки к концу недели возвращалось не больше половины расписок, и приходилось штамповать новые. Время от времени Немайн бегала по стройке с чёрными от краски пальцами — и всякому становилось ясно, от какого занятия её отвлекли. Пальцы пачкались все — потому как купюры разного достоинства Немайн приловчилась, во избежание подскабливания, метить разными пальцами. Все знали: четверть милиарисия — мизинец, половина — безымянный, милиарисий — большой, так ещё с ярмарки повелось, четыре милиарисия — средний, восемь, то есть золотой серебром — указательный. Сида шутила, говоря, что на мелочь, при нужде, можно будет использовать отпечатки пальцев ног. И отпечатки пяток на что-нибудь крупное. Образцы отпечатков — на дереве, да под лаком — сида велела приколотить на стене своего временного домика, и там теперь всё время кто-нибудь топтался, сверя истинность денежки с эталоном…
Население города росло, да и без имени он оставался не так уж долго. Скромницу Немайн на этот раз и спрашивать не стали. И правда, среди волшебных земель легендарного Диведа, обители богов и героев, выделиться мог разве край совсем чудесный. Сами диведцы обычно предпочитали не вспоминать, что особенность их края происходит из того, что, расположенный на западном краю Земли, он граничит с Адом, а потому нуждается в волшебных защитниках. Но на этот раз — решились. Именно потому, что защитница-хранительница бегала вокруг, не гнушаясь заскочить к котлу самых простых работяг. Пробовала — и иной раз нерадивые или корыстные поставщики вдруг обнаруживали себя несостоятельными должниками. После выплаты неустойки. Правда, горные кланы начали шипеть громковато. Хотя бы потому, что за своих негодяев расплачивались из соображений чести, а родня и союзники преспокойно выдавали проштрафившихся сиде головой — для соразмерного наказания. Обычно заключавшегося в умеренной порке.
Так что имя попросту родилось. Заново. Старая крепость, разрушенная во время войны между сидами и людьми, древний оплот Диведа — поднималась снова, пусть и на новом месте! Кер-Сиди. Город сидов. Не больше, не меньше — в самый раз!
Каждый день прибавлялись новые жители. Сида же и пришла не одна — с войском, двумя десятками молодцов из её родного клана, да с греками, которые по имперскому опыту знали, что вернейший способ прокормиться — устроиться на строительство нового города. Скоро Гулидиен подбросил ей и пленных ирландцев-разбойников, которых подозревали в отсутствии душ. Но больше всего было обычных камбрийцев, решивших поработать зимой — кто с ремеслом, за плату, кто без — за прокорм, что после начала саксонских нашествий считалось большой экономией — семье и клану ртом меньше.
В убытках оказался, разве, смотритель при входе в разрушенный бруг Гвина. Немайн разрешила ему остаться, но тот всё равно больше времени бродил по сельским окрестностям, да рассказывал всякие чудесные ужасы. Вместе с тем отвалили щиты от входа в сидовскую крепость, и принялись таскать оттуда землю. Смотритель рассказывал, что там была не только земля — а что было кроме земли, не говорил. Только зыркал исподлобья, да намекал, что про такие вещи и говорить нехорошо.
Видимо, был прав — но сида занималась очисткой проклятой земли всерьёз. Ивор посоветовался со своим малым Советом. Решили: не мешать и не накликать себе на голову дурную работу. Немайн лучше знать, что делать с холмом брата. А с холмом творилось страшное. Из него долго носили землю. Таскали внутрь уголь. Потом из холма повалил дым, больше всего напоминающий дым от горящего торфяника. Затем дымить начали уже скалы на вершине холма. Но вот, наконец, волхования закончились и началась обычная работа — люди копали землю, люди рубили деревья… Строились. Хотя и странно.
Для пущей безопасности заселили перво-наперво старый лагерь, оставшийся от осады. Начали обустраиваться. Строили не правильные дома, и не старинные, а призёмистые сооружения с высокой крышей, почти как длинные дома саксов. Только ещё стены зачем-то землёй присыпали. По совету норманна, корабельного плотника Эгиля — мол, так теплее. Харальд немедленно подтвердил.
Вообще, Эгиль на стройке быстро оказался главным. Кроме Немайн, конечно, но она — вне счёта. На хранительнице висели подвоз, и планы, и новенькое показать, и три дня в неделю на державные дела. А плотницкой работы оказалось много, и соображения было нужно много. Тут норманн и выдвинулся — сперва как мастер, а там и как мирный вождь. Перво-наперво опыт норманна понадобился на новой машине — которая перекрыла реку для враждебных кораблей. Это был уже не тот простенький мангонель — а хороший, правильный требюше. Впрочем, Эгиль того не знал. Для него это была вторая машина Немхэйн. И только.
Отличия были в основном в грузе-противовесе. Неподвижный ящик с землёй — так было раньше. А стал ящик, способный ворочаться.
— Зачем? — спрашивал Эгиль.
— Так лучше… — и богиня принималась чертить на земле посохом свои магические картины. Из которых стало понятнее, что Немхэйн хочет сделать, и что получится — а получалось, что камни будут лететь точнее, машина же прослужит дольше — но никак не отчего. Впрочем, не его дело обсуждать богиню. Его — делать то, что хитрейшая и проказливейшая придумает. Право, не возись она столько с водой — решил бы, что перед ним родственница Локи. Так она ещё и лгать не умеет… Дерётся, как ас, хозяйство ведёт, как ван, а ушами шевелит и грустит — как домашняя зверюшка! Ну и кто она после этого?
А ей и правда приходилось больше придумывать, а не рабочими командовать. Пусть не было ни мер, ни толковых инструментов — но спланировать город хотя бы приблизительно было необходимо. Так, на глазок: на холме цитадель, внизу форт — бывший строительный лагерь, с нею связанный. За ещё не усиленной камнем и деревом косой — речной порт, а вот там когда-нибудь встанет морской. Мелковато, но грунт там песчаный, всегда можно углубить. Ремесленные и заводские кварталы — сбоку, чтоб на цитадель не несло, торговые — между ними и портом. К каждому кварталу — акведук. Можно было и напорный водопровод проложить — но для этого сперва следовало построить завод по производству труб. Керамических, например. Немайн подумала, и решила: потом.
Главной проблемой на побережье Камбрии стала вода… Брать питьевую воду прямо из реки — нельзя. Вдруг сверху, по течению, придёт зараза? А подземная вода тут слишком солона. Отрыли отводок — против течения, так, чтобы любая дрянь мимо проскакивала. Но, для верности, пришлось поднимать речную воду колесом с черпаками в песчаный фильтр, а оттуда — в башню. Шесть колёс, каждое поднимает на четыре метра. Между — самотёком. Но тратить очищенную питьевую воду на привод устройств… Нельзя. Впрочем, совмещение ветряной мельницы с водонапорной башней решило и эту проблему.