Свет над горизонтом
Шрифт:
— Ну вот ты и снова со мной. Не знаю только, надолго ли?..
ГЛАВА 4
НА БОРТУ «ГЕРМАНА ГЕРИНГА»
Двое суток «Щ-17» маневрировала в заданном оперативном районе. На карту было нанесено три позиции, периодически меняя их, лодка создавала впечатление, что на коммуникациях действуют по крайней мере три лодки.
Вчера под вечер в первом квадрате торпедировали танкер противника, правда, судно не относилось к разряду крупнотоннажных, но груз его — горючее — в блокированном порту был необходим как воздух. После
Время от времени, поднимая перископ, командир видел большой порт, через который осажденные гитлеровцы получали технику, продовольствие и горючее из Штеттина и Ростока. Вход на внешний рейд был плотно затянут противолодочными бонами. Возле них, попыхивая дымом из длинной черной трубы, суетился маленький буксирчик. Город почти на две равные половины разделялся сравнительно широкой рекой, в устье которой он и был расположен. По обоим берегам виднелись шпили кирх, тонкие ажурные стрелы башенных кранов, белые и серые домики с островерхими красными черепичными крышами просвечивали сквозь зелень деревьев. Иногда лучи солнца пробивали редкие тучи, и тогда панорама всей гавани и города резко преображалась, линии обретали контрастность, серые тона как бы растворялись, уступая место более ярким и сочным. В такие минуты порт издали напоминал рождественскую цветную открытку, не хватало только какой-нибудь по-немецки сентиментальной надписи, исполненной золоченой готической вязью.
Экипаж лодки, кроме тех, кто непосредственно нес вахту у механизмов и приборов, отдыхал где придется. Кое-кто спал прямо на стальном настиле палубы, прикорнув к станинам двигателей или прижавшись к паутине разнокалиберных трубопроводов.
В лодке было душно, чувствовалось повышенное давление и нехватка кислорода. Каждый с нетерпением ждал ночи, когда можно всплыть и всласть надышаться свежим, прохладным воздухом.
— Товарищ командир, — раздался голос акустика, — справа девяносто слышу шум винтов крупного судна.
— Есть, — Ольштынский подошел к перископу и, взявшись за ручки, повернул его в сторону, которую указал акустик. В перекрестии он увидел медленно наплывавший силуэт большого транспорта. Два катера-охотника, очевидно считая свою миссию по охране судна оконченной, были уже у самого бонового ограждения.
— Боевая тревога, торпедная атака, — голос командира как невидимой рукой поднял матросов и быстро, без суеты расставил по боевым постам.
Между тем высокобортный транспорт, тысяч на пять водоизмещением, окрашенный в черный и шаровый цвета, развернулся и лег на входные створы, ведущие в порт. Пузатенький буксир стал неторопливо разводить боны. Судно находилось сейчас как раз между портом и подводной лодкой, полностью закрывая ее от своих катеров.
— Аппараты — товьсь! Пли!
Лодку встряхнуло, и две торпеды с металлическим свистом скользнули навстречу обреченному транспорту. Промахнуться в таких условиях было почти невозможно.
— Полный вперед! — командир убрал перископ.
Лодка дернулась, но в ту же секунду глухой удар обрушился на ее корму, сильно задрожал корпус, послышался дробный стук металла о металл, и одновременно прямо по носу раздался оглушительный взрыв — торпеды попали в цель.
— Право на борт! Стоп оба.
Двигатели замолчали, вибрация и стук прекратились, но лодка, не слушаясь руля, продолжала по инерции быстро идти вперед, приближаясь к тонущему судну.
— Механик! В чем дело? — крикнул Ольштынский.
— Рули в винты заклинило. Выясняем причины, — донесся голос.
— Товарищ командир, глубина всего двадцать метров и быстро уменьшается, — доложил штурман.
Словно в подтверждение его слов, под круглым днищем сначала слабо, потом сильнее и сильнее, точно кто-то царапал его гигантскими когтями, заскрежетала галька.
Наконец лодка остановилась и, чуть-чуть накренившись на борт,
— Товарищ командир, очевидно, бомбы бросает самолет. Слышу взрывы, а шума винтов сторожевиков нет, — доложил акустик. — До транспорта сорок метров, прямо по носу.
— Глубина у транспорта, штурман? — Ольштынский повернулся к замполиту. — Сходи, посмотри, что там у механиков, долго они копаться собираются?
— Глубина по карте десять-двенадцать метров, не больше.
— Осмотреться в отсеках! — раздалась команда.
Торпеды угодили в носовую часть парохода. Судно, окруженное клубами пара и черного дыма, почти полностью ушло носом в воду. Над поверхностью возвышалась похожая на гигантскую краюху черного хлеба корма, на которой белой краской было написано «Герман Геринг», а несколько ниже порт приписки — Гамбург. Медленно вращались щербатые лопасти винтов. Сорванные с походных креплений грузовые стрелы, обрывая такелаж, раскачивались из стороны в сторону. Правый борт захлестывали волны, по наклонившейся палубе в воду летели какие-то ящики, бочки и обломки. Несколько человек пытались спустить шлюпки, но большинство из них было разбито взрывами, остальные, выброшенные из киль-блоков, свисали с высокого левого борта как огромные рыбины.
Из порта к транспорту торопились сторожевики и катера. Над местом аварии большими кругами летал самолет.
Командир и замполит собрали во втором отсеке весь личный состав. Моряки разместились вдоль бортов, на рундучках и подвесных койках — везде, где только можно было втиснуться, сесть или даже лечь. Ольштынский знал — от экипажа скрывать нечего, у всех, независимо от звания и должности, одинаковая судьба, а на подводном корабле даже от одного человека может зависеть многое, в том числе и жизнь всей команды. Поэтому и надо, чтобы каждый четко и ясно представлял, что его ждет, как ему действовать дальше, что требуется именно от него в данной конкретной обстановке.
— Товарищи, — Ольштынский встал и обвел взглядом замерших в напряжении моряков, — положение у нас, прямо скажем, не ахти. Лодка не имеет хода. Скорее всего глубинная бомба, брошенная наугад с самолета, повредила винты и рули. Механик пока затрудняется сказать, как велики повреждения, да и трудно это сделать, не осмотрев корпус снаружи, а возможности такой пока нет. Противник нас не обнаружил, иначе давно бы забросал бомбами и потопил. Дело в том, что порт стоит в устье реки, которая выносит в море массу ила, прозрачность почти нулевая — вода мутная, особенно сейчас, когда накануне все время шли дожди, — это и спасает нас от авиации. Охотники тоже не могут нащупать лодку, им мешает севший на грунт транспорт, который создает помехи акустикам. Мы соблюдаем полную тишину, следовательно, нам не грозят и шумопеленгаторы. Но у нас есть другой враг. Вы уже ощущаете его воздействие на себе. Это кислородное голодание, повышение влажности и давления. Учитывая то нервное состояние, в котором мы находимся, этот враг особенно коварен. И для победы над ним потребуется вся наша выдержка и сила воли. Поэтому задача номер один — экономия сил до тех пор, пока не стемнеет. Кроме того, мы отдельная часть советского флота, у нас есть оружие и продовольствие и только один путь — драться, драться до последней капли крови, выполняя присягу и помня долг и традиции русских моряков. Как только немного затихнет там, — он поднял палец вверх, — всплывем и решим конкретно, что и как делать. Мы, к сожалению, не можем связаться со своим штабом, рация разбита, и восстановить ее нельзя. Да если бы мы ей и воспользовались, радиопеленгаторы тотчас засекли бы нас, а это равносильно гибели.