Этот мир нарисован начернона бесцветном холсте времен.Здесь бессмертье тому назначено,кто до времени погребен.Снова полночь руками взрезаннымищиплет комнат жилых уют.Почему чем добрее цезари,тем всегда беспощадней Брут?Кто истории крутит вертел,от неистовства входит в раж?В приглушенном мотиве смертиникому не расслышать фальшь.Этот мир нарисован начерно,заполняет пространство мгла.Слишком тихо и слишком вкрадчивосеют звуки колокола.Никому не избегнуть участистать молчащим среди святых.Так слова все застынут в ужасеперед скопищем запятых.Так стремления к добродетелиутекут как в песок вода,и наивность проступит детскаяв
обещаниях «Никогда…».Так однажды заброшу лиру я,как на псарню швыряют кость,за никчемностью игнорируято, что прежде душой звалось.
Приговоренный к жизни
Здесь все имеет острые края —прикосновеньем пальцы окровавишь.Покрытый пылью старенький рояльникчемен из-за недостатка клавиш.Здесь все часы торопятся назад,отстукивая мерное стаккато.Известие, что умер адресат,приходит раньше смерти адресата.Прочна твоей суровой жизни нить,и, если не возникнет катаклизмов,приговоренный к жизни будет жить,пока не сдохнет от алкоголизма.
«Чтоб забыть это время, беспечно разбей зеркала…»
Чтоб забыть это время,беспечно разбей зеркала,уповая на дождь грозовойрастревоженным летом.Если хочешь, поспи,пусть приснятся спектакли-гала,освещая окрестностияркимпрожекторным светом.Если хочешь сказать — промолчи,так бывает верней.То, что нужно сейчас,отыскать никогда невозможно…Повнимательней глянешь на стену —увидишь на нейиероглифы памяти,что начертал осторожнотот, кто шел только вслед за тобойкак натасканный пес,кто смертельно устал,никому не доверив поклажинедосказанных слов,пропыленных надежд,плюс вопрос,на который ответ не найти.Впрочем, это неважно.Важно то, что уйдетта, что верила, знала, ждалаТы ее не простишь.И земли не замедлишь круженье…Чтоб забыть это время,беспечно разбей зеркала,ибо зеркало лжет,искажая твое отраженье.
«Как босиком по битому стеклу…»
И. Терехову
Как босиком по битому стеклу,чьи колкие края острее лезвий,живое мерно движется к теплу.И кажется никчемно-бесполезнымлюбой из существующих людей,мечтающий,поскольку он не вечен,всю жизнь прожитьза самый светлый день…В какомкалендаретот день отмечен?!Здесь каждый сондругому сну под стать,скорей не сны, а времени огрызки.Как входит ножевая в спину сталь,слышны словадавно умерших близких.Вокзального прожектора огонь,к перрону электричка подкатила…Но различимо, как в ее вагонуже садитсяновый Чикатило.
«Глаз не отличает ферзя от пешки…»
Глаз не отличает ферзя от пешки.Жизнь протекает в чертовской спешке —все хаотично и все бесцельно,как движенье молекул. Как оказалось,вопросов больше, чем было раньше.Ухо не слышит в мелодии фальши.Годы степенно теряют цену.В двери чуть слышно стучится старость.Сумма от множества перестановокслагаемых не изменяется. С новыхдней чередою не прибываетв памяти мыслей. В числе последних —мысли о том, что ты прожил междуразных эпох, что дает надеждуибо в истории чаще бывает:кто пережил — тот и есть наследник.Истины, в общем, всегда абсурдны.Те, кто судили, — те неподсудны.Кто забывали про всех — не забыты.Здесь сам собою просится вывод:написавший о старости не стареет,даже когда тело кровь не греет.Потому и тогда, когда окна закрыты,остается всегда через двери выход.Это образно, но в своей сути верно:человек по природе уже не зверь, ноон и не Бог. Потому не вечен.Но имеет желание, как ни странно,просмотреть свою жизнь,как в кино, с экрана,только вот за билетрасплатиться нечем.
«Надоело бриться по утрам…»
Надоело бриться по утрам.Зачастил на кладбище. Так что ж?Жизнь с той стороны оконных рамдобродетельобращает в ложь.Снова дождь, снаружи и внутри,не спеша выстукивает «SOS».Все
глупеешь, сколько ни мудри.Веры нет в фортуны колесо.Кровь уже отнюдь не горяча,ты все реже смотришь на людей.Снова вексекирой палачаобрубает календарный день.Если в шепот переходит лай —это возраст.Или нищета.В этом мире, сколько ни слагай,все равно придется вычитать.В суете, за чередою дрязгпроворонил время дележа;как окурки, втоптанные в грязь,лучшие намеренья лежат.Вспоминая множество утрат,обозначить бы хоть чем-тожизни нить…Разучился бриться по утрам.Остальноеможно пережить.
Закружило
Не удивляйся, если закружило, —здесь даже время держит путь по кругу.Слышны слова.И кровь густеет в жилах.Обрывки снов —да ни один не в руку.Осколки дней.И лиц размытый контур.Взамен ответов — только многоточья.И над тобой склоняющийся доктор.И неотложка, вызванная ночью.И обещанья: «Больше в рот ни капли!»,презрительное: «Я-то в ваши годы…»Любовный неудавшийся спектакль.Билетна самолет «Москва-Минводы»и мысль, что все мы — просто пассажиры,но кое-кто запасся парашютом,а наш Пилот…Но, если кроме шуток:не удивляйся, если закружило.
«Перебирая события, даты…»
Все, что видел я — 24 зимы
Перебирая события, даты,все подытожить —сплошная непруха.Стоит же снова припомнить цитату:«все суета и томление духа», —воздух свободы не так тошнотворенкажется больше. Проросшее семявсех моих замыслов неплодотворныхпереживет это смрадное время —время лишений под видом подарков,где засыпаешь с надеждой проснуться,где торгаши всех разливов и марокденежной меркою мерят искусство…Станет же время хоть чуточку лучшеили, на крайний уж случай,«как прежде»…Выбыли быстроиз списка живущихте, кто вселил в меня эти надежды.
«За окном еще горит фонарь…»
За окном еще горит фонарь,но не виден свет за пять шагов.Каждый день худеет календарь.Замолкает осени фагот.Город мне ни капли не знаком.Где, Вергилий, твой хваленый ад?Никого здесь нет,и ни на комне задержишь свой усталый взгляд.
Письмо
Как путник, уставший от долгих странствий,взгляд ищет место остановиться.Лишь вспоминая знакомых лица,как факт принимаешь, что ты в России.Ночь заполняет домов пространствас бесцеремонностью наглого гостя.Вновь для распятия ищут гвоздите, кто в тебе разглядел мессию.Жизнь пролетает однообразно.Не отличая зерен от плевел,время нас всех превращает в пепел.Этот закон даже я не нарушу.Все повторится еще не раз, ноесли ты при смерти, то с испугутело свое доверяешь хирургучаще, чем пастору душу.В этом ответ на любые вопросы,даже на те, что никто не задал.Знаешь, чем чаще я в жизни падал,тем отчетливей видел, что лежа — лучше.Я представляю собой отбросыобщества, ты же являешься частьюобщества. Впрочем (наверное, к счастью),это письмо — единичный случай,ибо со смертью кружиться в вальсахмного приятней, чем ждать кончиныи суетливо искать причиныпроисходящего. Это точно.Этого не объяснить на пальцах.За сим ставлю точку — тире — прощаюсь.Помни: однажды и ты, отчаясь,это заметишь.Спокойной ночи.
Размышления в ночной комнате
I
Когда картинка за окном имеет видчто твой квадрат Малевича, как в вате,приглушен голос города, и спитраспластанный на собственной кроватиобычный имярек, устав с пути,опять дырявит ночь фонарь-компостер.Стараясьникого не разбудить,уходят мыслиполуночным гостем,поскольку мысль, впитав обрывки вер,спешит расстаться с миром эфемерным,пытаясь выйти в запертую дверь,но без упорства, свойственного смертным.
