Свет обратной стороны звезд
Шрифт:
— Да уж, отблагодарил твой братец. Уезжал — еще был на человека похож, вернулся держимордой.
— Ладно, топай, герой, нечего выступать. Спасибо скажи, что не убил, — брезгливо сказал Виктор, выталкивая Гунька.
Пес продолжать без особого энтузиазма дежурно залаять в сторону террасы, где невидимый для него стоял Федор.
Виктор, проходя мимо собаки, нагнулся, и погладив пса, сказал:
— Свои, Крайтушка, свои.
Виктор по-молодецки, одним махом взлетел по лестнице на террасу.
— Федя, чего в дом не заходишь? — спросил он.
— Тебя жду.
— Не стесняйся, это и твой дом.
Конечников толкнул массивную деревянную дверь, укрепленную грубо скованными металлическими уголками и полосами. Петли пропели душераздирающую мелодию, пропуская Конечникова в сени.
— Кого там носит, Витя? — раздался незнакомый голос.
На пороге, шлепая голыми ногами по доскам пола, показалась довольно молодая, но явно не следящая за собой тетка в несвежей исподней рубашке. Увидев постороннего, она пронзительно взвизгнула и опрометью бросилась в дом.
Виктор, услышав крик, влетел следом.
— Вот баба, вот дура, — с досадой крикнул он вослед тетке. — Кого ты испугалась? Это же Федька, брательник мой вернулся.
— Ты располагайся, сейчас чай будем пить, — предложил Виктор. — А я пока Тому успокою. Она тут после случая одного всех боится.
Конечников прошелся по темной горнице, вдыхая ароматы дерева, цветущей герани на окне, свежего хлеба и горящей печи.
По местным меркам остановка была богатой. Чувствовалось, что у хозяйки дома был хороший вкус: на полочках располагались красивые кристаллы, на стенах висели картинки, окна обрамляли ажурные занавески, столы и подоконники покрывали салфетки и скатерти. Но на всем этом лежала тень запустения:
стекла картинок засидели мухи, искусно связанные крючком занавески и скатерти захватаны руками, домотканые половички с причудливыми узорами были истерты и грязны. Складывалось впечатление будто в один прекрасный день хозяйке надоело наводить порядок, и она предпочла безучастно наблюдать, как все ветшает, грязнится и портится.
Из соседней комнаты доносился разговор брата с женой.
— Ну Федька, это, Федька. Видала ведь и не раз. Чего ты боишься, не укусит ведь, — уговаривал супругу Виктор.
— Не он это. Погиб твой брат, — возражала, задыхаясь от страха, она. — Гони его. Опять худо будет.
— Здрасте, — возмутился Витька. — Никуда я своего брательника гнать не буду…
— Оборотень это, из тех, что деда Арсения стрелили.
— Витька, — вмешался в их разговор Федор. — Что с дедом случилось?
— Да живой он, — ответил брат. — Погодь малехо, жану вот уговорю…
— Может мне термокостюм снять? — предложил Федор.
— Снимай, мабуть она без этой дьявольской одежи бояться тебя перестанет.
Конечников с треском оторвал липучки гермошва, дернул молнию и быстро выскочил из костюма, оставшись в комбинезоне. От резких движений головой мир опять пошел кругом. Федор оперся о стену, чтобы сохранить равновесие.
— Ну, чего там? — поинтересовался Виктор.
— Вылез, — ответил Федор. — Пол у тебя холодный.
— Потерпи, сейчас пимки домашние дам, — ответил брат. И, обращаясь к жене, приказал — Выгляни. Огонь — то тебе зачем?
— Отстань, — огрызнулась она.
Из-за занавески выплыла свеча в полной руке, а потом показалась бледная маска лица, на которой бусинками блестели глаза.
— Иди, — приказал Виктор.
Дрожа крупным телом, оглядываясь на непреклонного мужа, стоящего позади, Тамара сделала пару шагов. Она двигалась мелкими шажками, подслеповато щурясь и вытягивая вперед свободную руку, точно боясь наткнуться на невидимую преграду…
Вдруг страх на ее лице сменился радостью узнавания.
— Федя Конечников, — удивленно сказала она.
— Это я, — подтвердил он. — А ты кто?
— Не узнал, — покачала головой тетка. — Я Томка Девяткина из поселка.
— А, это мы тебя с Витькой на солнцеворот в Гремячке искупали. В тот год, когда я в армию ушел.
— С Алены своей, небось, пылинки сдували, — обиженно сказала Тамара.
Вдруг она заплакала, развернулась и убежала, оттолкнув мужа.
— Томка, ты чегой? — поразился Виктор. — Том, я, правда, не понял… Что о нас Федька подумат?
— Отстать, не мешай, — донесся сдавленный голос.
— Я зараз, — сказал брат и пошел за женой.
«Ты чегой, обалдела?» — уловил Федор шепот за стеной. — «Нашла время красоту наводить. Стол накрывай, чай заваривай, етить твою мать. Он, поди, с дороги вечерять хочет, а ты у зеркала выкручиваешься».
«А ты и рад меня пугалом выставить», — тихо, но злобно, ответила Виктору Тамара. — «Пока не соберусь, не выйду».
— Ну вот, что ты тут поделаешь? — сказал Виктор, выныривая из-за занавески. — Братан, ты голодный?
— Нет, — ответил Федор. — Дай после перелета отойти…
— А это? — Виктор щелкнул себя по тому месту, где челюсть переходит в шею.
— Может завтра? — спросил Федор. — Время позднее.
— Да брось, — возразил Виктор. — Девять вечера, а завтра воскресенье. Бог простит, что проспали заутреню.
— Тогда деда буди, — сказал Федор.
— Не он, наверное, не будет, — подумав, ответил брат. — Да вечером он к нам и не ходит.
— Как это? — удивился Конечников.
— Живет он в своей халупке. Кушает с нами, за детьми приглядывает, по хозяйству помогает, что может. А ночевать — к себе в нору. И весь изведется, если не отведешь. Мычать будет, шамкать, даже плакать. Чем ему этот дом не по нраву? Тута и пригляду больше и теплей. Мы ему тут отдельну комнату выделили. А там, того и гляди, спалит старый дом, и сам сгорит дурень старый, не дай Бог.