Свет обратной стороны звезд
Шрифт:
— Да есть в кого, — с улыбкой, ответил Федор. — Помнишь, как я тебя на Хованку тащил?
— Не не помню, — признался брат. — А что было — то?
— Да вот Николка, вылитый ты.
— Да не, быть того не могеть… — отмахнулся Виктор.
— У деда спроси как нибудь. Как я тебя за воротник с земли поднимал.
— Не, не могеть такого быть, — ответил брат, — скажешь тоже…
Постепенно все баулы были перенесены, дети переправлены, Тома, наконец, оторвана от любимых лавок и фикусов.
Окна в старом
Когда все, наконец, затихло, Федор пошел проверить посты. Виктор еще днем договорился с мужиками. Те взяв ружья и запас еды с заходом светила засели на подступах к хутору Выселки.
Конечников шел, хоронясь по кустам, и стараясь держаться в тени на открытых пространствах.
Пост Пашки Колядкина находился у дороги.
Федор, который вынырнул из кустов, был встречен окриком "Стой" и направленным в живот столом.
— Хоть бы ты форму свою космонаутскую снял, — облегченно сказал Пашка. — А то ведь пальнул бы, не разобравшись.
Паша, ровесник Федора, последовательно прошедшел стадии трансформации обычного человека: мальчишки, парня и наконец, взрослого, грузного дядьки, отягощенного не слишком удачной жизнью, тяжелой работой и прожитыми годами.
Мужик стоял у дерева, завернутый в похожий на саван драный термический балахон, из старых дедовских запасов на чердаке. Древнее одеяние одновременно и согревало и затрудняло обнаружение человека инфракрасными датчиками.
— Это хорошо, что не спишь, — ответил Федор, подходя ближе.
— Уснешь тут, — усмехнулся Колядкин. — Такой ор твои подняли. В фактории, небось, слышно было.
— Бабы и дети — страшное дело, — признал Фeдор. — С ними свяжешься — горя хлебнешь.
— Эт точно, — сказал Паша. — Сам, поди, теперь жалеешь.
— Чего? — не понял Федор.
— Рассказал мне Виктор… — многозначительно сказал мужик.
— Что? — насторожился Федор.
— Про тетку — повариху.
— И что он рассказал?
— Да ты не прикидывайся, — улыбнулся Паша. — Оно дело такое, житейское. Только не пойму, что в поселке баб мало тебе? Али брезговаешь таперича нашими тетками?
— А что тебе Витька рассказал? — поинтересовался Конечников.
— Ну, дескать, полюбовницу в поселке завел. С интендантом сцепился, который допрежь тебя у ентой тетки был. Глаз яму подбил, два зуба вышиб.
— А… — сказал, чувствуя облечение, Федор. — Приукрасил брательник маленько.
— Но все равно,
— Так я же сам космонавт, — возразил Федор.
— Ты, хоть и космонаут, но нашенскай, — сказал мужик. — А за нашенских я этим пришлым глотку порву. Было бы за что.
— А не боязно? — спросил Конечников. — С ружьем ведь. А пальнуть придется? Или в тебя пальнут.
— А чего мне бояться? — улыбнулся мужик. — Ты ведь не простой космонаут, а вроде старшой. Старшей, чем тутошние ахфицеры: камандандт и главный постройщик. Ты за все и ответишь.
— Отвечу, коли придется, — согласился Федор. — Ну, а всеже зачем? По какой причине?
— Была бы стояща причина, пошел бы с мужиками поселковых космонаутов душить. Тятьке мому, так ружейной прикладой по голове дали, что он год после болел и помер, — произнес Павел, стиснув от гнева пудовые кулаки. — А тут свому подмогнуть. Тем более ты за ценой не постоял: пятьдесят целковых кладешь за помоч. Это ж год жить можно семье.
— Ну, деньги дело наживное. На такой случай жалеть не следует, — сказал Конечников. — Ты мне поможешь, я тебе.
Федор удивился, но не подал виду. Обычно прижимистый, Виктор тут не поскупился.
— Эт точно, — подтвердил мужик.
— Задачу помнишь? — поинтересовался Конечников.
— Помню, как же. Смотреть за дорогой, за воздухом, ждать сигналу.
— А еще?
— Скрытно сидеть, без сигналу в сражению не вступать, противника пропущать или отходить тихо.
— Хорошо, — сказал Федор. — Какие сигналы у нас условлены?
— Вижу противника — волчий вой с подвыванием, — сказал мужик. — Огонь — как филин ореть. Ко мне — как выпь кличет. Но энто твой сигнал.
— Молодец, — похвалил Конечников. — Куда двигаться знаешь?
— А то, — ответил Павел.
— Еще какие сигналы?
— Ежели у дома будет что-то вроде молнии полыхнеть, бежать на подмогу, но розумно, не очертя голову, перебежками. Перед тем правда условлено, что свист будеть, чтобы глаза оборонить.
— А очки на что? — спросил Федор.
— Да ни пса в них не видно, — ответил мужик.
— А еще о чем у нас договорено?
— У всех наших будеть бела тряпица на левом рукаве повязана.
— А зачем? — спросил Федор.
— Зочем, зочем? — усмехнулся мужик. — Мы в потьмах видим, а оне нет. Чтобы своих не пострелять.
— То-то же ты меня чуть не грохнул, — усмехнулся Конечников.
— Энто я по-привычке, — виновато усмехаясь сказал мужик. — Уж шибко эту одежу космонаутску я ненавижу.
— Дай — ка свое ружье, — попросил Федор.
— А тебе на што? — удивился мужик. — У тебя же их два. Ружьецо на плече и на поясе маленькай шпалер как яго там, — кабуре.
— Показать кой — чего хочу, — объяснил Конечников.