Свет обратной стороны звезд
Шрифт:
— Ах, если бы, — покачав головой, сказал Федор. — Не только дочке великого князя это по карману…
— Тьфу! Долбоебом был долбоебом и остался. Знал бы что к Ленке пойдешь, — не пустил бы — в сердцах сказал Василий и добавил уже спокойно. — На вот, возьми, а то разит, как от «голубого». Надеюсь не посрамил честь эскадрильи?
Он бросил Конечникову пузырек с уставным одеколоном, который на местном сленге назывался «Термоядерным».
— Дама была в восторге, — ответил первый лейтенант, помимо воли расцветая в улыбке и тут же морщась от зловония казенной парфюмерии, которой он брызгался. — Еще приходить просила.
— Пока мы тебя ждали, я заметил, что одна из звезд как-то странно мигает.
— Ну и чего?
— А потом она совсем погасла.
— Ты записал?
— Нет, но, наверное, на центральной обсерватории все зафиксировали.
— Тебе это ничего не напомнило? — осторожно спросил Конечников.
— Нет…
— Подумай, Васек.
— Симпл — код?!!
— Да. Я расшифровал передачу.
— Ну и…
Федор, покосившись на дежурных наводчиков центральной батареи, притянул его к себе и на ухо прошептал все, что сумел узнать.
— Ни хрена себе, — только и сказал Стрельников. — У тебя выпить есть?
— Нельзя, как никак на боевом дежурстве.
— Да ладно, разве не слышишь?
Снизу раздавался голос командира корабля с характерными нетрезвыми интонациями, который пел: «… И вымпелы вьются, и цепи гремят, последний парад наступает. Готовые к бою орудья стоят, на солнце зловеще сверкая». Майор допел куплет и гаркнул во всю мощь луженой глотки: — «Что, соколики, умрем за веру, князя и отечество?»
— Все мы подохнем не за х*р собачий, — со вздохом Федор.
— Каптенармус, поднимись в артиллерийскую рубку, — приказал Стрельников.
— Слушаю вас, господин второй лейтенант, — подчеркнуто официально, с плохо скрываемой ненавистью отрапортовал каптер.
— А скажи, Иваныч, не осталось ли у нас жидкости для протирания прицельных экранов? — развязно поинтересовался Василий.
— Ты свою норму еще месяц назад высо…, прошу прошения. Господин второй лейтенант вы лимит оптической жидкости на этот месяц использовали еще в прошлом.
Федор знал, что Стрельников, — большой любитель выпить, уже достал каптера просьбами о выдаче спирта, и без свидетелей Иваныч, наплевав на субординацию, просто посылал второго лейтенанта на хуй.
— Иваныч, дай, — попросил Конечников. — Помянем души безвременно погибших рабов Божьих.
— А случилось-то чего? — пугаясь, спросил каптер.
— А ничего особенного… Все мы клялись отдать жизни хрен знает за что, — ответил Федор, и добавил прерывающимся голосом, точно выталкивая слова из последних сил: — Эскадру… Всю… До последнего корабля… До последнего человека…
— Вот ведь еб твою мать!! Простите ваш бродь, вырвалось. Сейчас мигом соображу: и водички, и что разбавить, и закусь, — засуетился Иваныч.
— Ты, это, апельсин, главное, на кухне возьми, — вставил Стрелкин, — и воду из офицерского бачка, а не из того в котором повар ноги моет.
— Ох, и гнида, ты, Василий, — помирать завтра, ты все со своими шуточками погаными лезешь, — в сердцах сказал пожилой каптер.
Наутро, после того, как командующий космокрепостью, генерал Соломатин не смог связаться со скаутом 2803 по видеосвязи. Вполне исправный и готовый к взлету гиперпространственный корабль-разведчик, игнорирал вызовы центрального поста.
Чтобы разобраться с фактом вопиющего безобразия, на 3 терминал был направлен посыльный штаба, капитан Искорин.
Капитан явился в сопровождении группы спецназа Службы Безопасности, готовой в любой момент пустить в ход оружие.
Внешняя и внутренняя двери главного шлюза скаута были открыты нараспашку, лишь было активировано удерживающее воздух внутри корабля защитное поле.
Нижние чины вповалку спали на койках и на полу. В воздухе стоял аромат перегара, кислый запах блевотины, тяжелый дух от множества потных и немытых тел, запахи мочи и кала.
Люки орудийных башен были открыты и висели без движения. Когда один из спецназовцев с усилием захлопнул почти 80 килограммовую нижнюю «тарелку» второй массометной башни центральной батареи, оттуда донесся забористый трехэтажный мат, слышимый даже через 45 миллиметров особопрочной компресситовой брони.
Капитан Искорин, светловолосый молодой человек пухлого телосложения в щегольском мундире, махнул рукой, одетой в перчатку, приказывая разобраться.
Лейтенант — спецназовец дал отрывистую команду, и десантники опустили люк обратно, намереваясь влезть в тесное пространство артиллерийского каземата. Тут на стекла шлемов спецназовцев выплеснулось содержимое чьего-то желудка, и вдрибадан пьяный голос проорал:
— Кто там гниды шутит, воздуху дайте.
— Я те щас так дам, морда, — рявкнул эсбешный лейтенант, делая знак своим громилам.
Десантники стали выволакивать вяло сопротивляющихся членов экипажа в ангар, отвешивая им пинки и раздавая зуботычины.
Не дожидаясь результатов профилактической работы, посыльный штаба прошел в корабельную рубку, брезгливо морщась от запаха, и, стараясь ни во что не вляпаться.
Там он застал спящего сном младенца командира, в окружении дежурного расчета пилотов, техников, локаторщиков и гравиметристов.
Горели все экраны связи, на которых брызгал слюной дежурный по штабу майор Перепелкин. Узнать, что же такое он говорил, не представлялось возможным, поскольку звук был выключен. Видеодатчики были аккуратно заклеены непрозрачной липкой лентой, поэтому штабист не мог видеть идиллически-трогательной картины отдыха уставших от пьянства звездолетчиков.
Искорин, будучи от природы человеком деликатным и не любящим ругаться самому, просто включил на полную громкость динамики, сорвал импровизированные крышки с объективов камер, а сам пошел инспектировать артиллерийский пост.