Свет с Востока

Шумовский Теодор Адамович

Если уровень арабской мореходной практики был высок, не сле­дует ли отсюда, что она опиралась на давнюю традицию?

Если арабская мореходная практика опиралась на давнюю тради­цию, не следует ли отсюда, что она была не случайным, а систематиче­ским занятием в арабском обществе?

Если арабская мореходная практика была систематическим заня­тием, не следует ли отсюда, что единичные упоминания старых авто­ров об арабских морских походах и немногие сохранившиеся произве­дения на морскую тему, необъяснимые для традиционной науки, представляют разрозненные звенья единого целого?

Если арабская мореходная практика была единым целым высоко­го уровня, не становится ли это объяснением того, что она покорила себе весь Индийский океан, от арабизованной Восточной Африки до арабизованной Индонезии, от факторий на западном побережье Ин­дии до факторий на восточном побережье Китая?

Если арабская мореходная практика покорила Индийский океан, не следует ли отсюда, что она была сокрушена именно португальским проникновением на Восток в XVI веке, когда арабские лоции, навига­ционные карты и термины становятся достоянием португальской

230

Книга третья: В ПОИСКАХ ИСТИНЫ

географии и картографии, данные которых, таким образом, приобре­тают значение важных источников для востоковедных исследований?

Все это не приводит ли к выводу, что наши прежние знания об арабах были ущербны, что необходимо пересмотреть их роль в исто­рии всемирной культуры?

* * *

С чего начинается проникновение вглубь литературного памят­ника? С критики текста. Это значит, что сообщаемые данные прове­ряются по исследованиям, которые в свою очередь построены на дру­гих источниках аналогичного или смежного типа. Такая проверка всегда имеет перекрестный характер, ибо все сличаемые тексты, неза­висимо от их авторитета в науке, ставятся при этом методе под сомне­ние, и единственным критерием для решения в каждом случае являет­ся логическая обоснованность или несостоятельность. Раз найден еще один документ истории, иначе и быть не может: это необходимое испытание и для старых источников, на которые опирается наука, и для нового, готовящегося войти в их число. Созидающее сомнение — импульс и воздух научного творчества.

Несколько примеров.

Ахмад ибн Маджид, описывая 28 «лунных станций», упоминает под пятым номером созвездие Ал-хакъа — «Завиток». Что это такое по нашим представлениям? Предшествующая литература отвечает: лямбда — фи 1 — фи 2 Ориона. Но наш автор, приводя подробный рассказ об Орионе, где четко проступают черты античного мифа о беотийском охотнике, застреленном ревнивой богиней Артемидой за любовь к нему богини утренней зари «розовоперстой» Эос, указывает, что «Завиток» — это так называемый пояс Ориона, образуемый, как мы знаем, звездами дельта — эпсилон — дзета. Входящая в каталог самых ярких звезд своего созвездия, имеющая вторую величину груп­па дельта — эпсилон — дзета, конечно, скорее могла привлечь внима­ние арабских астрономов и моряков, нежели малозаметные лямбда с ее четвертой величиной я фи 1 — фи 2 — с шестой. В своих произве­дениях — начиная от ранней поэмы «Содержащая краткое про осно­вы науки морей», законченной в 1462 году, и кончая самым поздним свершением — тремя лоциями, сохраненными ленинградской рукопи­сью, — Ахмад ибн Маджид обнаруживает неоспоримую эрудицию в вопросах морской астрономии. Все это обязывает нас принять его

По следам Синдбада Морехода

231

версию и внести поправку в прежнюю идентификацию. Но в другом случае, когда автор «Книги польз» говорит, что «в пору сложения» этого труда, то есть в 1490 году, одна половина Испании принадлежала христианам, а другая — мусульманам, нам сразу бросается в глаза ис­торический анахронизм: еще в 1236 и 1248 годах под натиском рекон­кисты пали центры испанского халифата Кордова и Севилья, а в 1492 году взятие христианами Гранады окончательно сокрушило арабскую власть в Испании. Ахмад ибн Маджид снискал заслуженную славу тонкого и взыскательного знатока западной части Индийского океана, и к его сообщениям об этом бассейне, в значительной мере основан­ным на личном опыте, следует относиться с полным доверием. Но Индонезию и Каспийское море он знал из вторых рук, и поэтому его описания, касающиеся этих районов, нужно принимать с большой осторожностью.

Все это составляет уже предмет комментариев, сравнительно поздней стадии работы над рукописью: комментарии вытекают из перевода, как перевод из текста. Но текст, идущий под перевод, дол­жен быть критическим, то есть прежде всего учитывающим данные всех рукописей изучаемого произведения: в отличие от печатных эк­земпляров современной книги копии средневекового трактата писа­лись разными людьми в разное время, поэтому возможны деформа­ции авторского подлинника, сознательные или невольные, — вставки, пропуски, изменения в словах и фразах; одни из них выносятся на поля или в междустрочья, другие прячутся внутри будто бы точно переписанного текста. Вскрытие разниц важно для понимания смысла и истории произведения, а отсюда — для характеристики эпохи и сре­ды, в которых оно возникло. Этому помогают и исходящие от пере­писчика или владельца рукописи спорадические глоссы1.

Свою роль в затруднениях при разборе текста играет и большая значимость точек при некоторых арабских буквах: достаточно, напри­мер, писцу поставить по рассеянности точку над «х» в словах муха-лиф— «союзник» или халиля— «жена», и «союзник» превратится в «противника», а «жена» — в «любовницу». Наконец, отсутствие в письме кратких гласных тоже создает возможность для разночте­ний — вот почему в отличие от обычной литературы Коран снабжен гласными в каждом слоге. Сумма этих обстоятельств делает работу

232

Книга третья: В ПОИСКАХ ИСТИНЫ

арабиста-текстолога очень сложной и ответственной. Но именно здесь начинается критика текста, постепенно раскрывающая перед исследо­вателем вход в трудный и прекрасный мир древнего памятника.

Готовя издание трех лоций Ахмада ибн Маджида, я не имел перед собой параллельных текстов: наша ленинградская рукопись, сохранив­шая последний труд арабского мореплавателя, является единственным экземпляром в мире. Поэтому устанавливать правильное чтение в каж­дом случае приходилось или на основании скудной литературы по смежным текстам, или на базе собственных, еще не всегда зрелых, дога­док. Работа, предпринятая мной, была в науке первой попыткой изда­ния арабского мореходного текста, осуществленной в неестественно трудных условиях. В силу этих причин сегодня моя ранняя книга, со­храняя свое значение в целом, нуждается в ряде улучшений.

В отличие от «Лоций» «Книга польз» дошла до нас в двух рукопи­сях — Национальной библиотеки в Париже и Арабской Академии наук в Дамаске, и копии обеих я смог получить. Последовало сличение слово за словом 177 страниц арабского текста в двух списках. Оно не обнару­жило существенных разниц — парижская рукопись 1576 года, перепи­санная через сто лет после начала авторской работы над «Книгой польз», ни в чем не была опровергнута дамасским экземпляром, появившимся всего шестнадцатью годами позже нее. Более того, систематический характер совпадений заставил меня предположить, что второй список просто скопирован с первого — именно с него, а не с авторского под­линника и не с какой-либо другой рукописи. Почему? Парижский текст, появившийся в том же веке, в котором окончил свои дни знаменитый лоцман, в годы, когда память о создателе «Книги польз» была еще све­жа, еще не успел подвергнуться переделкам и считался достаточно на­дежным. Предположение перешло в уверенность, когда тщательное сопоставление выявило интересную деталь: дамасская рукопись воспро­изводила ряд характерных ошибок парижской! Далее в копии удалось обнаружить пропуск, который точно совпадал с одной из строк исход­ной рукописи; конечно, он произошел оттого, что эта строка и смежная с нею начинались одинаковым словом... Анализ некоторых лигатур тоже дал важный материал. Дальнейших сомнений быть не могло.

Теперь, когда передо мной лежал текст, подготовленный по пра­вилам филологической акрибии1, можно было приступать к оконча­тельному переводу.

По следам Синдбада Морехода

233

В те полтора месяца на рубеже 1948-1949 годов, когда начиналась моя работа над «Книгой польз», я еще был не вправе переводить это произведение; у меня имелась копия лишь одной его рукописи, тогда как издание должно основываться по возможности на всех дошедших до нас экземплярах. Но не терпелось начать перевод, да и получить из заграничной библиотеки нужную вторую копию мне было в то время по ряду обстоятельств трудно, и я решил довольствоваться одним вариантом текста, надеясь, что другой не внесет существенных изме­нений, а если они и будут, то лучше отразить их в переводе впоследст­вии, нежели откладывать работу.