Свет во мраке
Шрифт:
Услышав шум спереди, я развернулся и вернулся на несколько шагов назад. К еще более узкому проходу, где я в своих доспехах едва поместился. Факела при мне давно не было. Я двигался в темноте. Удалившись от начала хода, прижался к стене и затих, не забыв укутаться в черный ниргалий плащ.
Вскоре мимо промчались гомонящие люди несущие множество факелов. Все они спешили в одну сторону — туда, где я разжег погребальный костер рядом с каменной дверью перекрывавшей ранее проход в ледник.
Прислонившись к стене я снова ждал.
Ждал нового подходящего момента для начала действий.
Каких
А все же… я с глубокой задумчивостью уставился в темноту перед собой. И все же… что почувствует Истогвий, узнав и случившемся?
Отступление седьмое.
Одного.
Истогвий убил лишь одного человека.
Убил без помощи Искусства, без помощи ножа или меча. Он убил его голыми руками. Попросту взял за шею и медленно сдавливал ее до тех пор, пока не утих хруст позвонков, а кожа не лопнула, выпустив наружу смятое мясо и много крови. Только тогда местный правитель разжал хватку и уронил к ногам безвольное тело умершего воина. Глухо ударилась о почерневший от копоти пол голова, треснул череп, когда сверху ударила подошва сапога.
Подняв лицо к столь же черному от сажи потолку, Истогвий испустил очень долгий выдох. Провел руками по лицу сверху вниз, не обращая внимания на то, что левая его рука перепачкана чужой кровью и оставляет на левой половине лица красные разводы.
— Кто? — это был первый его вопрос с тех пор, как ему сообщили о случившейся беде и с тех пор, как он бегом примчался сюда и увидел обгорелые кости тех, на кого были возложены столь великие надежды.
— Не знаем — ответили без малейшей задержки. Голос ответившего звенел от переполняющего его страха смерти.
— Ниргал! — выпалил другой, успевший пристально осмотреть каждый уголок ледника и комнаты сторожевого поста, перепачкавшись при этом в копоти и сломав множество обгорелых костей.
— Ниргал? Говори яснее…
— Большего не знаю, дядюшка — склонил голову тот — Ведаю лишь, что в последнем отряде направленном сюда был один ниргал. Бессловесный истукан. Я пересчитал черепа. Осмотрел закопченные доспехи и оружие. Здесь не хватает одного черепа, здесь нет ниргальей брони на полу и нет его оружия. Но видит Темный — не ведаю, с чего бы наш ниргал учинил подобное. По силе — да, мог бы. Но не сделал бы.
— Не сделал бы — согласился Истогвий, медленно вытирая левую ладонь о белоснежный платок и глядя, как кровавые пятна пачкают чистую материю — Если это НАШ ниргал.
— Тарис? Клятый Тарис подослал лазутчика, и мы его пропустили? Но как? Немыслимо! Чужой не сумел бы влиться в наш отряд!
— Не Тарис… — застывшее лицо хозяина пугало — казалось, что смотришь на лик ледяной статуи наполненной воющим огнем. Вот-вот тонкая ледяная корочка с треском разлетится на тающие в воздухе осколки и все вокруг затопит адским пламенем. Истогвий был в диком бешенстве.
— Не Тарис? — удивленно приподнял брови воин — Но тогда кто же? У кого могут быть нир… Проклятье! Те, кто ворвался в наше поселение и увел гномов — сказали, что среди них было три ниргала! Но… — говорящий круто развернулся и взглянул на стоящего позади Истогвия безмолвного ниргала в несколько иных доспехах и полностью
— Обыскать каждый коридор, заглянуть под каждую лавку, в каждую щелочку! Закрыть каждую дверь и запереть! Утроить посты! Поднять всех спящих! Запустить сюда собак! Найти! Найти его! Но не трогать — загнать в угол как крысу, а затем позвать меня. Я сам займусь заведшимся в наших стенах вредителем…
— Будет выполнено, дядюшка Истогвий! А что делать с этим? — последовал кивок в сторону вытекающих из ледника луж воды с красными и черными потеками. Кровь и пепел. Они смешались воедино. Цвета смерти.
Истогвий не ответил. Медленно проведя по лицу платком, он повернулся и зашагал по коридору. Следом топало три закованных в железо ниргала, чьи шаги наполняли коридоры зловещим чеканным эхом.
Отступление восьмое.
Он не приказывал.
Ему пришлось заняться одним из самых ненавистных в своей жизни занятий — просить. Причем просить столь смиренным тоном и столь часто напоминать о заключенной сделке, что его просьбы больше напоминали мольбы.
А представитель древнейшей императорской династии не должен умолять. Не должен он и просить.
Принц рода Ван Санти не просит — он приказывает!
Но не в этом случае. Страшная тварь, этот мрачный сгусток клубящегося дыма, не подчинялась ничьим приказам. Это существо было настолько древним, что его и Тариса можно сравнить с величественной горой и муравьем. И самомнение у твари было столь же великим как у горы, что надменно взирает на ползающих у ее подножия ничтожных букашек.
Поэтому Тарис Некромант с раннего утра был не в духе. А ближе к полудню его состояние можно было охарактеризовать как «с трудом сдерживаемая злоба». Вот уже несколько часов он сидел на бревне и неотрывно глядя на клубящуюся перед ним стену дыма, о б щ а л с я. И его частые кивки все сильнее походили на униженные просьбы.
Но вот наконец по древнему и почти нематериальному существу пробежала долгая и будто бы недовольная рябь, оно резко вздыбилось, затем рухнуло оземь и растеклось по траве дымным ковром, чтобы вновь собраться в плотный сгусток и рвануться прочь, петляя среди древних сосен.
Вчерашний лесной пожар обошел эту часть соснового бора — не из милости, просто ветер дул в другую сторону. Военные лагерь Некроманта остался на прежнем месте. И никто их не потревожил. Обе вражеские стороны занимались тем, что грызли и кололи друг друга при помощи небольших летучих отрядов пущенных во все стороны с одним единственным приказом — искать врага и убивать его.
Дымный монстр вскоре окончательно исчез из виду, двигаясь по большой дуге вокруг загадочного провала в земле и высящейся посреди него горы.
Встав, принц яростно впился ногтями в потемневшую левую щеку, сжал пальцы и вырвал из своего лица часть плоти. Глянув на окровавленный кусок дурно пахнущей кожи, он отбросил его в сторону и подбежавший к ошметку плоти костяной паук с тонким визгом жадно вцепился в него клыкастой пастью, пытаясь выжать крохи жизненной энергии. Нежить голодала…
— Все живое умирает подле него — невнятно произнес Тарис, зажимая ладонью дыру в щеке. Вскоре рана зарастет.