Свет во тьме

Эшли Аманда

Она схватила его за руки и заставила покрутиться на месте, смех клокотал у нее в горле.

— Разве это не замечательно?! Вдруг она перестала кружиться.

— Потанцуй со мной, Габриель! Радостно кивнув, он подхватил ее и стал вальсировать по комнате.

Сара закинула голову назад.

— Нам нужна музыка. Ты не можешь изобразить что-нибудь?

— Раз ты так желаешь, — пробормотал он и начал напевать медленные песни своей юности о любви потерянной и вновь обретенной.

У него был невероятный тембр, глубокий и звучный, полный такой страсти и томления, что у нее на глаза наворачивались слезы.

Они вальсировали вместе,

словно делали это прежде тысячи раз. Магия ночи и звуки его голоса завораживали ее. Глядя в его глаза, Сара видела зачатки разгоравшегося огня, который все рос и рос, пока она не почувствовала, как он захватывает и ее.

Он поцеловал ее. Его губы были теплыми, нежными и жадными. Жар его рук обжигал ее кожу. Биение его сердца отдавалось в ее ушах. Непонятные желания томили ее.

Она поцеловала его в ответ, вздрагивая от наслаждения и страха. Когда его язык пробегал по ее нижней губе, внутри нее взметались языки пламени. Она прижималась к нему, желая быть бесконечно ближе. Грудь его была такой крепкой и сильной. Она чувствовала на талии его сомкнувшиеся пальцы, чувствовала его горячее дыхание на щеке.

— Габриель… — ее голос был таким глубоким, проникновенным.

— Дорогая…

Ему понадобилось собрать каждую частичку своей воли, чтобы вовремя отстраниться. Нежность и аромат ее кожи возбуждали в нем желание, но не к ее прелестному телу. Ему нужна была волшебная эссенция жизни, разгоряченная кровь, бегущая в ее венах. Голод ревел у него внутри, принуждая взять ее здесь, теперь. Удовлетворить его страшную жажду могла теперь только ее кровь.

Он слышал свое учащенное дыхание и знал, что жажда крови читается сейчас в его глазах. Пробормотав проклятие, он отпрянул от нее и подошел к камину, уставившись на пламя, с силой устремлявшееся ввысь.

— Габриель!

— Тебе пора в постель, Сара-Джейн.

— Но…

— Иди в постель, Сара.

Она не стала спорить, прыгнула в постель и натянула одеяло до подбородка, сверля взглядом спину Габриеля. Он тяжело дышал, а руки его, опущенные по бокам, были сжаты в кулаки.

— Добрый ночи, Сара, — сказал он хрипло.

— Доброй ночи.

Он глубоко вздохнул и, не глядя на нее, вышел из комнаты.

Она смотрела ему вслед, смущенная тем, что случилось, нечистым светом, вспыхнувшим в глубине его глаз. Но наверняка ей это только показалось, возможно, виноваты отблески пламени в камине. Да, так оно и есть.

Вздохнув, Сара зарылась глубже в постель, а затем пошевелила кончиками пальцев.

Она может ходить! Завтра она исходит все аббатство, сможет побродить босыми ногами по траве. И еще она должна написать добрым няням из приюта о своем чудесном выздоровлении!

Завтра ночью она будет танцевать с Габриелем в лунном свете.

Произнося благодарственную молитву за свое волшебное избавление, она не отрывала глаз от плотной черной материи, закрывавшей окно, рассеянно удивляясь тому, что Габриель повесил ее. Надо будет спросить его завтра, зачем он это сделал…

Саре снились кровь и смерть, чернота ада и чье-то безумное одиночество.

Ей снились демоны с кроваво-красными глазами и зубами, острыми, как клыки.

Словно по волшебной золотой нити спускалась она в пестрые провалы сна, слышала пение Габриеля, видела его печальные глаза, полные загнанного одиночества, которые она не могла понять. Габриель… она вдруг увидела его в каком-то черном месте окруженным мертвыми… смертью.

Закричав,

Сара проснулась и села, прижимая к груди одеяло. В какой-то момент она готова была выбраться из постели и отправиться на его поиски, но мысль о старом, полуразрушенном здании, по которому ей предстояло бродить посреди ночи, отпугнула ее. Это было так же страшно, как только что пригрезившийся кошмар.

Шепча страстную молитву, она замерла под одеялом и закрыла глаза.

Кошмары в эту ночь больше не повторялись.

Скрываясь в черноте заброшенных улочек вдали от аббатства, Габриель чувствовал, как страдает Сара. Хотя он не взял ее кровь, между ними возникла неразрывная связь с того момента, как он угостил ее первыми каплями своей крови, как только они коснулись ее губ.

Существует поверье, что отведавший крови вампира приговорен к той же жизни во мраке и проклятии, но Габриель знал, что это не так. В древние времена люди верили, что можно и другими способами стать вампиром, например умереть нераскаявшимся грешником или будучи проклятым одним из родителей. Некоторые считали, что такая кара может постичь за убийство или за самоубийство; считалось, что утопленник тоже может стать вампиром. Родиться седьмым ребенком или появиться на свет между Рождеством и Крещением вело к тому же результату — так говорили повитухи. Ну и, конечно, вампиром становился ребенок, родившийся с зубами и хвостом. Даже детей, получавших много соли в утробе матери, ждало то же проклятие.

Сказки, думал он, глупые сказки, чтобы пугать детей. Если бы это было правдой, мир уже давно состоял бы из одних вампиров.

Он знал только один путь, чтобы стать вампиром-нужно было обменяться кровью. Жертва обескровливалась почти до смерти, чтобы спастись потом кровью своего мучителя. Став вампиром несколько столетий назад, Габриель не передал своего проклятия еще ни одному смертному. Только однажды с Розалией он дошел до того, что стал предлагать ей разделить с ним вечность… Но одна лишь мысль о таком превращении наполнила ее отвращением, она поспешила сбежать от него и… погибла от несчастного случая…

С тех пор он держал свой мрачный секрет при себе, общаясь со смертными, лишь когда одиночество становилось невыносимым, когда ему было необходимо услышать звук голоса или смех, побыть среди тех, кто служил ему источником жизни и энергии.

Став вампиром, Габриель не переставал мечтать о нормальной жизни, невыносимо сградая оттого, что не может, как прежде, наслаждаться светом солнца, сознавая, что у него не будет ни семьи, ни детей, что он лишен возможности любить и быть любимым. Но одновременно он наслаждался своим бессмертием, наблюдая бег времени и смену веков. И он мог менять свой облик. Многие люди верят, что вампиры любят перевоплощаться в летучих мышей, но ему это не подходило, он иногда принимал обличие волка, хотя последний раз это было очень давно.

Он обладал силой двадцати смертных, умел гипнотизировать людей и подчинять их своей воле, мог приказывать животным, вызывать дождь и ветер, мог карабкаться по отвесной стене не хуже паука. Он мог сменить облик или раствориться в серое облачко тумана. Но новизна всех этих трюков, которыми он когда-то восхищался, уже давно потускнела, и теперь сильней, чем когда-либо, Габриель мечтал лишь об одном — превратиться в простого смертного, потому что тогда он смог бы любить Сару.

Сара… она в это время снова заснула после кошмара, защищенная своей юностью, своей невинностью.