Свет
Шрифт:
– Сейчас мы тебе покажем, – пообещали они.
Но ресепшионистка покачала головой.
– Я сюда не играть пришла, – сказала она.
Старперы обиделись.
– Да ладно, – отозвалась она, со значением глядя на Эда, – у меня этим вечером дела поважнее.
Они кивнули, делая вид, что все просекают, но потупились, выражая тем разочарование.
– Но, ребята, – сказала она, – в «Лонг-баре» тоже «Блэк Харт» есть, а какие там девчонки, вы в курсе. Что скажете?
Те подмигнули и заулыбались. Признав, что это предложение их заинтересовало, улетучились.
– Эх вы, старые козлы! –
– Я, пожалуй, тоже пойду, – сказал Эд. Он не любил оставаться с ней наедине.
– Вы лучше останьтесь, – тихо посоветовала она. – Вам же лучше будет.
После ухода старперов в комнате, казалось, потемнело. Эд смотрел на ресепшионистку, та – на него. Бледно мерцал аквариум у нее под мышкой. Она провела рукой по волосам.
– Какую музыку предпочитаете? – спросила она.
Эд не стал отвечать.
– А я вот часто оортовское кантри слушаю, – сказала она, – но вы и так догадались, наверное. Люблю взрослые темы.
Они снова постояли в молчании. Эд отвел взгляд, сделав вид, что рассматривает старомодную, местами сломанную мебель и опущенные жалюзи. Снаружи, с дюн, дул ветер, теребил невидимыми пальцами предметы, словно решал, что с ними делать. Через пару минут ресепшионистка нарушила молчание:
– Если явились с ней поговорить, она сейчас здесь.
Эд почувствовал, как волоски на шее встают дыбом. Он не повернулся.
– Мне просто нужна работа, – сказал он.
– Нам есть что вам предложить, – ответил незнакомый голос.
Где-то за спиной Эда в комнату начали вливаться крошечные светящиеся точки. Он знал откуда. Впрочем, ничего хорошего не достиг бы, заявив об этом: такое заявление могло бы запороть всю сделку. «Я много чего в жизни повидал, – сказал себе Эд, – но теневых операторов мне и даром не надо». Ресепшионистка положила аквариум на пол. Белые мошки потекли у нее из ноздрей, рта и глазниц: Эду показалось, что его взяли за голову и повернули, заставляя увидеть происходящее, словно его внимание требовалось, чтобы завершить материализацию формы. Огоньки были как алмазная пена. Их явление сопровождала музыка, будто сам алгоритм порождал звук. Очень скоро ресепшионистка пропала, а остался оператор, управлявший ею; теперь это существо методично переоформляло себя в маленькую женщину азиатской внешности, которую Эд застрелил на Юлгрейв-стрит. Джинсовая юбка сменилась платьем чёнсам, подвязанным у бедер, протяжный выговор любительницы оортовского кантри – яростно выщипанными бровями и чуть заметным заглатыванием согласных. Когда переход завершился, лицо ее замельтешило собственными тенями, из старого становясь юным и снова старым. Странное, но совершенное. От нее веяло харизмой нереального чуждого существа, тоже сексуальной, но более мощной.
– Вот теперь все и вправду полетело к черту, – прошептал Эд. – К счастью, я еще могу удрать.
Сандра Шэн улыбнулась.
– Боюсь, что не можешь, Эд, – сказала она. – Это тебе не твинк-ферма. Тут будут последствия. Тебе работа нужна или нет? – И не успел он ответить, она уточнила: – Потому что если нет, то Белла Крэй об этом узнает.
– Эй, это же угроза.
Она чуть заметно покачала головой. Эд уставился на нее, пытаясь понять, какого цвета ее глаза. Она улыбнулась, видя его гнев.
– Позволь мне кое-что рассказать о тебе, – предложила она.
– О нет. Теперь еще и это. Откуда тебе про меня знать, если ты со мной никогда прежде не встречалась?
Он улыбнулся.
– А что в аквариуме? – спросил он, стараясь получше разглядеть лежащий на полу за спиной Сандры Шэн предмет. – Мне стало интересно.
– По порядку, Эд, все по порядку. Я тебе тайну открою про тебя самого. Тебе все быстро надоедает.
Эд подул на пальцы, словно после ожога.
– Вау! – протянул он. – Никогда бы не подумал.
– Нет, – сказала она, – я не об этом. Я не о той скуке, с какой ты борешься на дипе или в твинк-баке. Тебя всю жизнь преследует подлинная скука.
Эд чуть пожал плечами, попытался отвести взгляд, но ее глаза каким-то образом помешали ему это сделать.
– У тебя душа устала, Эд: ты таким уродился, тебя таким сделали. Тебе секс нравится, Эд? Это чтобы дыру в душе заткнуть. Тебе бак нравится? Это чтобы дыру заткнуть. Тебе рисковать нравится? Ты неполноценен, Эд: тебе все время нужно себя чем-то дополнять, и только-то. Это все в тебе видят, даже Энни Глиф: тебе чего-то не хватает.
Эду доводилось такое слышать чаще, чем могла бы подумать Сандра Шэн, хотя, конечно, не в таких обстоятельствах.
– И что? – спросил он.
Она отступила в сторону.
– И теперь ты сможешь заглянуть в аквариум.
Эд открыл рот. Потом закрыл. Его поймали на крючок, но как – непонятно. Он знал, что сделает это просто скуки ради. Он покосился на свет, проникавший через открытую дверь. Свет Кефаучи, в котором Сандру Шэн было сложнее увидеть, а не наоборот. Он снова открыл рот, чтобы ответить, но она успела первой.
– Нам в шоу нужен прорицатель, Эд.
И отвернулась, чтобы уйти.
– Вот, собственно, и все. Вот и вся сделка. И знаешь ли, Энни бы тоже деньги не помешали. Закинется caf'e 'electrique, мало что остается.
Эд сглотнул слюну.
Морской прибой с шорохом разбивается о дюны. Пыльный бар пуст, в окна льется сияние Тракта. Человек с каким-то приспособлением вроде аквариума на голове стоит на коленях, бессильный вырваться, словно дымчатая (и одновременно желеобразная) субстанция внутри бака пленила его и начинает переваривать. Руки его сжимают бак, мышцы бугрятся. В скверном свете блестит пот, ноги пинают и скребут половицы, а еще он издает слабый, очень высокий стонущий шум – наверное, пытается кричать.
Спустя несколько минут его активность спадает. Женщина азиатской внешности закуривает сигарету без фильтра, внимательно наблюдая за ним. Некоторое время курит, потом, отколупнув табачную крошку с губы, спрашивает требовательным тоном:
– Что ты видишь?
– Угрей. Словно угри прочь от меня плывут.
Пауза. Ноги снова выбивают ритм по половицам. Он произносит хрипло:
– Слишком много всего может случиться. Ты знаешь?
Женщина выдыхает дым и качает головой:
– Эд, аудитория на это не купится. Попробуй снова.