Светлана

Артюхова Нина Михайловна

Что-то красное мелькнуло под елками... Целое семей­ство мухоморов. До чего ж хороши! Прямо как сказочные принцы стоят: все в белом, в белых круглых ворот­ничках и красных шляпах с пупырышками.

Светлана по привычке оглянулась: хотелось, чтобы кто-нибудь полюбовался вместе с ней. Но тихо было в лесу. Она одна.

Вот сюда не нужно приводить ребят — мухоморам всегда достается от мальчишеских ног. Полетят разломан­ные шляпки, и вместо сказочных принцев — под елками крошево из грибов!..

Нет, лучше наоборот, — привести

сюда ребят и до­биться, чтобы не сломали, сказать: «Посмотрите, как это красиво...»

Сказочные принцы в красных шляпах остались под елками, а Светлана ушла.

Когда смотришь на деревья в лесу, кажется, что они стоят часто-часто. Подойдешь поближе — и они перед тобой расступаются. Обернешься — пропустили тебя и опять тесно сомкнулись. А деревья справа и слева, те, которые подальше, будто вместе с тобой идут. А те, которые ближе, идут навстречу. И лес получается весь в движении.

Так хочется иногда, чтобы сейчас, вот сию минуту, слу­чилось что-то очень хорошее... Ну, например, письмо от кого-нибудь... или чтобы приехал кто-нибудь...

А вдруг, пока она здесь ходит, кто-нибудь приехал в лагерь? Да нет! Кому же? Кто может приехать?..

Тропинка круто сбежала в овраг. На дне оврага — ручей, весь обросший высокими травами, таинственный, тоже совсем сказочный, как мухоморы. На поворотах разливается маленькими бочажками. В каждый малень­кий бочажок можно посмотреться, как в большое зеркало.

Вода в бочажках теплая. Воды в бочажках по колено. По воде разбегаются круги.

А сверху смотрят молчаливые ели... Нет, не совсем молчаливые: шуршат, шепчут, поскрипывают...

Где-то далеко в лесу кто-то крикнул:

 — А-у!

Уже грибники приезжают в выходные дни

По другую сторону оврага лес совсем другой — моло­дой, светлый, солнечный... Меньше елок, больше березок и осин.

В этом веселом лесу по тропинке навстречу Светлане шли мужчина и молодая женщина. У мужчины за плеча­ми небольшой мальчуган, женщина несла лукошко с оранжевыми подосиновиками.

Мужчина сказал:

 — Хорошенькая девочка!

Светлана, горячо вспыхнув, прошла не оборачиваясь.

«Неужели это про меня?» Но ведь никого другого не было поблизости — значит, именно про нее.

А может быть, они просто разговаривали про какую-нибудь совсем другую девочку?.. Но ведь смотрели-то на нее!

Эх, так и не узнаешь никогда!

А все-таки было приятно...

И вот затихли голоса, опять Светлана в лесу одна.

Ее потянуло к ребятам, в привычный шум.

Переходя овраг, Светлана остановилась у ручья в том месте, где на повороте был маленький круглый бочаг, и долго смотрелась в лесное зеркало.

XLIX

«Ваша мама заболела. У нее крупозное воспаление легких. Врачи считают, что это опасно. Ваша мама не хочет, чтобы вам писали или телеграфировали об этом, но, если будет хоть какая-нибудь возможность, возьмите

отпуск и приезжайте».

Начальник курса два раза перечитал телеграмму, по­смотрел на Костю.

 — Без подписи... Странная телеграмма!

 — Я понимаю, товарищ полковник, что такая телеграмма — не официальный документ. Должно быть, нуж­на справка от врача... заверенная... Но дело в том, что моя мать живет за городом... Я не знаю, кто сейчас с ней... и как быстро они сумеют послать вызов. Может пройти и день и два... Я даже не знаю, кому я мог бы сейчас телеграфировать!

 — А кто эту телеграмму послал, как вы думаете?

 — Может быть, соседка... только вряд ли... Когда я был летом дома, она куда-то на юг уезжала... Я думаю, девочка послала, мамина знакомая. Она в детском доме жила, у моей матери часто гостила... и очень ее любит.

 — Это видно, что любит, — сказал полковник, разглаживая рукой телеграмму. — Сколько ей лет, девочке?

Костя в затруднении пожал плечами:

 — Да лет... пятнадцать... шестнадцать...

 — Вот видите. Могла что-нибудь напутать.

 — Не напутает, товарищ полковник!

 — Ладно, не волнуйтесь, дадим вам отпуск. Поспеете сегодня к скорому поезду. Присядьте пока... Или что, вещи вам собрать нужно?

 — Спасибо, товарищ полковник! — горячо сказал Кос­тя. — Какие мои вещи! Я в пять минут соберусь.

Пока оформляли документы, Костя сидел у стола, до боли стиснув руки. Ему вдруг пришло в голову, что ведь у Светланы тоже уже начались занятия в училище, и, если она сейчас с мамой, значит...

 — Да ты не расстраивайся, друг! — сказал полков­ник. — Воспаление легких — теперь не страшная болезнь. Сульфидин, пенициллин...

 — У нее с сердцем неважно, товарищ полковник, она во время войны себя не жалела.

 — Она что, хворала в этом году? Весной, например?

 — Нет, не хворала.

 — А были у тебя весной еще какие-нибудь семейные неприятности?

 — Почему вы так думаете, товарищ полковник?

 — Думаю, потому что вижу. Посерьезнее ты как-то стал. Четыре года тебя знаю, по документам — старый фронтовик, а вид у тебя был уж больно, — он усмехнул­ся, — нестарый. Между прочим, увидишь мать — ты ей скажи, что начальник курса тобой доволен. Поскромни­чаешь ведь, не скажешь?

 — Спасибо, товарищ полковник, скажу.

 — Ведь ей это приятно будет, чудак! А кроме того — так оно на самом деле и есть.

Костя не решился сразу войти в дом, чтобы не напу­гать маму своим неожиданным приездом. Он прошел садом и, увидев, что кто-то стоит в кухне, заглянул в окно.

Светлана с печальным и озабоченным лицом проти­рала над тарелкой яблоки через маленькое сито.

Костя подходил к дому с теми же предосторожностя­ми, как, бывало, в разведку ходил. Не зашуршала трава под окном, ни одна сухая ветка не хрустнула. Светлана не могла услышать его шаги. Но она сразу подняла голо­ву и потянулась к окну: