Светлый град на холме, или Кузнец
Шрифт:
– Сигню… – шептал я, я не в себе…
– Гуннар, что ты… Ну… полно… – я попыталась остановить его внезапный порыв, понимая, что это только хмельная слабость. Но его руки скользнули под рубашку…
…Сигню… Мёд, цветы, свежий ветер, прозрачная вода… Сигню… Живое, бьющееся сердце под тонкой кожей, так близко… Я целую её грудь, там, где я чувствую биение сердца… Неужели мне позволено целовать тебя… Твои губы, твой рот…
Я выскользнула, извиваясь, стараясь не раззадорить его своим сопротивлением.
– Прости, меня, Сигню, – прошептал я больше сердцем, чем голосом, не в силах отпустить её.
– Тише, тише, – она погладила мою голову и опавшие плечи, успокаивая, а я почти физической болью чувствовал, как сложно мне оторваться от неё. Выпустить из своих рук.
Я выпущу… не бойся, Сигню, я не обижу тебя… Ещё только миг…
Она сжала на груди распахнутое мной платье, поднимаясь.
– Всё пройдёт, Гуннар, – я вижу, как она подходит к двери.
– Прости меня, Сигню…
– Не надо… не надо, Гуннар, это вино… И горе. Это не совсем ты… – тихо-тихо проговорила Сигню, вся дрожа. – Ты… ты ложись. И не пей больше. Обещай мне.
Я смотрел на неё… несколько мгновений, и она исчезла из моей горницы. Но не из моей горящей головы. Горели мой живот и бёдра. Мои руки. Мой рот. Пылали мои чресла. Я лёг навзничь на ложе. Закрыв глаза, я видел её, Сигню: она прижимает тонкие руки к груди, пытаясь прикрыться, бледная с побелевшими губами, испуганными глазами, с волосами, расплескавшимися по жесткой звериной шкуре…
Я был пьян, как никогда ещё пьян не был. Вино давно улетучилось из меня. Какое вино может сравниться с тем, что опьянило меня сейчас…
Как я смог остановиться?
Как она сказала, только новая любовь исцелит меня. Но от любви ничто исцелить не может… Это значит, я не любил Агнету? Я только хотел быть любимым и не быть одиноким… Почему? Потому что увидел, как мой друг, Сигурд полюбил. И как он изменился из-за этого. Он теперь будто светился. Я раньше таким его никогда не видел, а я с ним рядом всю нашу жизнь. Каким он стал, когда женился, когда они вернулись с озера Луны…
И я захотел того же. Такого же воодушевления, такого же света в глазах… Агнета, как хорошо, что ты не поверила мне. Может, почувствовала сердцем, что любви во мне ещё не было, только желание любить. Что было бы с нами, если бы мы поженились? Я не обижал бы тебя, наверное, нет, но забыл бы я твою измену как обещал? Смог бы, правда, принять ребёнка, как хотел? Смог бы не сойти с ума от ревности? Не возненавидеть тебя и себя? Я видел таких супругов, что всю жизнь будто мстят друг другу за то, что оказались вместе…
Как хорошо, Агнета, что ты умнее и прозорливее меня. Наверное, если бы ты
Теперь неважно. Я прозрел сегодня и повзрослел сразу, расставшись с хлипкой иллюзией, владевшей мной. Ведь я страдал в действительности не от потерянной любви, а от унижения. Меня ранила не Агнета, а Берси. Он рассчитал верно свой удар. Но зато… и я рассмеялся в голос, Берси никогда не будет знать теперь, своего ребёнка он растит или моего… Нет, правда, это забавно. Он не рассчитывал, я думаю, что получится ребёнок, женитьба. Но игра вышла серьёзнее, чем предполагалось. Так всегда бывает с легковесными людьми. Жениться, думаю, ему пришлось под прямым давлением Сигню или даже Сигурда. Так тебе и надо, Берси, не будешь козней строить товарищам детства.
И какое счастье, что пришла ко мне Сигню… Будто сошло благословение Богов на меня… Иначе, я не прозрел бы никогда, так бы и жалел себя…
…Когда я вышла в коридор из покоев Гуннара, меня трясло крупной дрожью. Не от возбуждения. От ужаса, что едва не случилось. По моей вине. Какое непоправимое горе едва не произошло!..
Какого чёрта я самоуверенно пришла в спальню к мужчине, прикасалась к нему…
Дроттнинг, тоже мне, безмозглая курица… Мать всем алаям… Дура какая… Ах, дура!
Ах, как я наказана за глупую самоуверенность. Наверное, будь я опытнее, я бы нашла другой момент и способ проявить своё участие и дружбу алаю, а не вваливалась к нему в спальню ночью, да ещё когда он совершенно пьян. Впредь, буду умнее, и не буду забывать, что я лишь женщина. Всего лишь… Глупая, глупая, молодая и неопытная ни в чём…
Я заплакала, от отвращения к себе, к чужим прикосновениям, что ещё горели на мне. Я плакала, зажимая рот рукой и не в силах тронуться с места. Схватилась за стену рукой, чтобы не сползти на пол.
– Сигню?.. Сигню?! – кто-то коснулся моего плеча.
Превозмогая душившие меня рыдания, я не сразу узнала голос, так я ослепла и оглохла сейчас от того, что натворила.
– Сигню, почему ты здесь? Ты плачешь? Что случилось?!
Это оказался Боян, какое счастье, что именно он! Он обнял меня и я, перестав сдерживаться, зарыдала, утыкаясь лицом в его тёплое плечо.
– Идём, – сказал он.
Его горница здесь совсем рядом. Я здесь бывала часто. И хорошо знаю, как тут всё устроено. Кровать, сундук, лавки, стол и ещё один у окна, он здесь любит сидеть, сочиняя свои сказки и песни. Я знаю, что он любит большую берёзу под окном. И, чтобы в комнате стояли цветы. И сейчас букет одуванчиков, закрывших на ночь свои жёлтые рожицы, сладко пахнет на столе.
Конец ознакомительного фрагмента.