Светоносец. Трилогия
Шрифт:
Несмотря на ожоги и усталость, несмотря на то, что их осталось всего трое, он собирался как можно дальше проникнуть в подземный мир, проложить путь, по которому его сын пойдет вслед за ним. Барон повернулся и неловко пошел к нише, из которой сверкал Жезл. На секунду он заколебался, прежде чем взять его своей обезображенной рукой. Барон уже чувствовал на себе его яростный огонь, готовый пожрать его кости. За собой он слышал скрип и звяканье металлических доспехов: Эндил и Суркут с трудом поднимались с пола. Все трое молча посмотрели друг на друга.
— Пошли, — повторил барон, но еще до того, как слово
— Шум, — прошептал Суркут, резко поворачиваясь и глядя в темноту длинного темного коридора, того самого, из которого они пришли.
Барон прислушался. Сейчас ничего. Что же это было? Суркут молча глядел на него. Барон вспомнил предупреждение Галастрианина о том, что за ними по пятам кто-то шел. Кого же они привели за собой?
Барон опять уставился в темноту, напрягая зрение и слух. И как далекая звезда, которая появляется только тогда, когда наблюдатель изо всех сил глядит в ночное небо, он увидел другой свет, не Жезла; слабое сияние, возможно свет факела далеко в туннеле. Очень далеко.
Потом он опять услышал шум, похожий на свист ветра, который доносился из коридора. "Уууиии!" Преследователи. Опять, сдавленный стон, или крик, тем не менее наполовину человеческий. На мгновение кровь застыла в его жилах: неужели один из его погибших людей вернулся к жизни? Он видел призраков, когда они проходили через Зал Зеркал: он скосил взгляд и они были там — духи солдат Легиона, отраженные в тысяче зеркал, внезапно ставшие видимыми, марширующие за ним в смерти, как они это делали при жизни. Каждый из его людей, бледные лица печально глядят на своего командира, бесконечная колонна в уменьшающемся туннеле отражений.
Но те призраки не кричали и не жаловались. Звук раздался опять, немного ближе, и теперь барон сообразил, что это такое: крик человека, эхом отразившийся от стен тоннеля и изменившийся почти до неузнаваемости.
Неужели один из Меришадеров? Они крали голоса своих жертв и подманивали ими следующую жертву, а потом набрасывали на голову свою сеть.
Но свет не нужен ни призракам, ни Меришадеру, только людям. Барон вытащил из ножен заржавленный меч, грязный клинок едва отражал свет. У меча было имя, вытесненное на плоской поверхности клинка, которое сейчас звучало как насмешка: Убийца Червя. Да, некоторые вампиры умерли, повстречавшись с ним, их едкая кровь текла по клинку, но их было мало, слишком мало.
Эндил и Суркут тоже вынули свои мечи. Звезда подошла ближе, ее свет из бледно белого стал желтым. Они глядели на нее, как загипнотизированные, и не говорили ничего. Звук опять пронесся по мертвой тишине подземного мира. На этот раз они поняли: кто-то кричал "Эй!".
Барон опять вслушался, пытаясь понять другие слова, но до неведомая фигура была еще далеко. Он повернулся к остальным двоим: на их лицах тоже была написана неуверенность.
— Пошли, — мрачно сказал он. — Давайте посмотри, что это за птица. — И он пошел впереди, наконец взяв Жезл из ниши, на его ладони внезапно выступил пот, но тут же испарился, как только он схватил древний артефакт. Остальные шли сзади, но близко, держа мечи наготове, два света сближались. Опять тот же голос прокричал что-то, и на этот раз он разобрал слова, слова, которые заморозили его сердце, потому что он никак
— Отец, это я — Джайал.
Барон резко остановился, от неожиданности не в состоянии сделать ни шагу.
Этот голос он не слышал семь лет. Как если бы уши предали его, услышали то, что он хотел услышать. Но голос раздался снова, голос Джайала. Сын нашел его!
И пока он стоял, не в силах сказать ни слова, свет факела продолжал двигаться вперед, подходя все ближе и ближе к ним. Тем не менее стало намного темнее. Жезл начал гаснуть, а такого не было никогда, по меньшей мере с тех пор, как восемь лет назад он принес его из гробницы Маризиана в медной шкатулке.
Он хотел что-то прокричать, но слова замерзли на губах. Ум понял раньше, чем сердце. Это не Джайал.
Пришла смерть, а не его сын.
Суркут и Эндил стояли, нервно глядя на барона и чувствуя что-то нехорошее, но не зная, что делать или говорить.
Потом фигура вошла в умирающую арку света, отбрасываемую жезлом, согнутая, сгорбленная фигура, в которой не было ничего от гордой осанки молодого рыцаря, которая всегда отличала Джайала. Половину лица существо закрывало рукой от света Жезла.
Да, это был он, Двойник. Та самая тварь, которая должна была погибнуть, сгореть на погребальном костре восемь лет назад на поле Тралла: почему Манихей не разубедил его? Тот самый призрак, который Манихей изгнал много лет назад. И меч в руке твари был самым обычным оружием смертных; заржавленный, изрытый ямками клинок, а совсем не легендарный меч богов, каким должен был быть Зуб Дракона.
Но, магическое или нет, лезвие выглядело достаточно острым, а у него только затупленный Убийца Червя. Свет Жезла почти погас. Вот теперь фигура подставила свое лицо догорающему свету.
— Отец, — прошептал Двойник. — Как я искал тебя, на высотах и глубинах, по всей этой земле. Ты всегда ускользал от меня, но вот, наконец, я тебя нашел.
— Кто бы ты ни был, мерзость, не называй меня отцом.
— Ах, какие жестокие слова, — издевательски протянула тварь, — так всегда было в Тралле. И всегда ты предпочитал другой голос, голос этого молокососа, которого защищал. Не меня! Выбросил меня в Тени. Но сегодня ты насладишься моими делами, Отец. Смерть идет вслед за мной, как брат идет за тобой, и сегодня она порадуется тому, что я сделаю. Я и она — одно и тоже.
Барон покачал головой. — Пускай сама смерть решит, кто из нас будет победителем. — Он сделал выпад, пытаясь перерезать Двойнику горло. Тварь взмахнула своим мечом, клинки столкнулись, выбивая искры. Двойник легко скользнул в сторону и ударил в ответ. Барон едва успел отреагировать, кончик меча прошел через его изорванную одежду.
— Какой ты неловкий! — подколол его Двойник. — Тебе надо быть побыстрее, если хочешь остаться в живых.
Эндил и Суркут шагнули вперед. Двойник отскочил назад, увлекая барона за собой, а потом бросил фонарь на землю так, что тот упал между бароном и наступающими воинами. Фонарь разбился, горящее масло вылилось на землю, создав огненный барьер между бароном и его людьми. Эндил с Суркутом выругались, отступили и попытались каким-то образом обойти пламя, но барон, с красно-коричневым от гнева лицом, полуобернулся к ним. — Оставайтесь там. Это между нами двоими.