Светская дурь
Шрифт:
Простые удовольствия, я знаю, но мне впирает.
А когда приходит время тусовки – это, ребята, просто отпад. Мои турне настолько выходили из-под контроля, что просто обалдеть. У меня встает при одной только мысли о размахе моих передвижений. Шесть трейлеров припарковано с заднего входа с барахлом для освещения и сцены. Шесть! Черт возьми, с моей командой можно захватить Фолклендские острова. Сотняпарней, на всех написано мое имя, и на шее висит бирка, на которой сказано «Команда Томми». Команда Томми, а? Разве не классная фраза? Большие, крутые, здоровенные ребята, которые работали на «Who» и на «Queen», а теперь они команда Томми и пашут во все лопатки на меня,чтобы всем было ясно, что я,
А «настройка» – это просто умора. Когда я начинаю саундтрек, все просто взрывается. Радио орут, огни вращаются, повсюду километры кабеля. Орды миленьких помощниц со своими мобильниками, которые уточняют, достанутся ли Бритни хорошие места.
Тут и жратва, и столы для пинг-понга, и бассейн, а еще куча новейших игровых автоматов. И меня ведет через все это летящий клин помощников, я строю из себя такого важного и напряженного в длинном пальто и вязаной шапочке… И вот что важно. Все знают, то есть абсолютно всезнают, каждая лампочка, мать ее, каждый болтик, каждая гайка, каждая тарелка с перченым стейком и картошкой с рыбой, каждая упаковка пепси, каждый ящик шардоне, каждая барабанная стойка и гитарный медиатор, хот-дог, вилочный погрузчик, грузовик, лимузин, прицеп и рекламный стенд. Все до единого провожатые в своих крошечных униформах, каждый рабочий сцены, администратор труппы, начальник команды, наладчик, журналист, менеджер сайта, каждый умный ублюдок, занимающийся здоровьем и безопасностью, который считает, что между одним охранником и другим должно быть расстояние в десять метров на случай, если кто вдруг психанет. Каждый сезонный музыкант, вся подпевка, команда администраторов в шесть ярусов, придурки из компаний звукозаписи, повара, уборщики, костюмерши, любезные педики и роскошные маленькие красотки, которые спрашивают, не нужно ли мне чего. Каждый козел на этой огромной площади, каждый до единого козелзнает, что и они, и всё, что они видят и до чего дотрагиваются, зависит от меня. Я плачу за это, и я плачу им. Они моя команда, мой обслуживающий персонал, мои люди. Это моятусовка, мать ее. И более того, все это, в смысле, абсолютно, мать его, все окружено непроницаемым кольцом охраны. Здоровенные придурки, с которыми не пошутишь, с руками словно молотки, здоровенные бритоголовые черные чудаки с золотыми цепями на шеях и гайками размером с кирпич на каждом пальце. Суровые лесбиянки со скинхедовскими амулетами и татуировками на костяшках пальцев – теперь ведь нужны женщины-охранницы, а то вдруг какую-нибудь истеричную девку придется сдерживать, ведь иначе, бабах, какой-нибудь придурочный папаша засудит за сексуальное домогательство… Охрана, люблю это дело, моя личная частная армия. Не, разве не здорово?
Короче, я приехал, меня проводили в апартаменты… В святая святых. Цитадель в центре укрепленного города. Башня, с которой я поведу всех на битву и стану заколачивать семьсот пятьдесят тысяч фунтов за вечер.
Все так усердно работают над моими хоромами, все эти услужливые гомики и маленькие красотки, которые вкалывают на мою компанию звукозаписи. Они делают абсолютно все, чтобы моя великая и измученная артистическая душа обрела на время покой, ведь у меня есть на это право. Абсолютно на все. Пол-акра цветов, огромные холодильники, уставленные напитками, подушки, диваны, небольшой спортивный зал, мой особый приглушенный свет со всякими там абажурами на лампах, потому что именно такие у Кейта Ричардса. Место для массажа, коктейль-бар, кабельный телик во всю стену и охрененная звуковая система, конкретно охрененная.Прикиньте, чесслово, моя закулиснаязвуковая система мощнее, чем концертная установкау «Westlife». Круто?
И все говорят: «Что тебе принести, Томми?», «Когда ты хочешь провести саундчек, Томми?», «Томми, скажи, что тебе все нравится, потому что, если это не так, мы к чертям всех уволим и начнем все сначала».
И потом ты садишься и, ну… Что ты делаешь? Чем полируешь? Как примиряешься с тем, что ты просто невъебенно особенный и что все в твоем мире находятся в твоем распоряжении?
Естественно, тянешься к наркотикам.
Палата общин
Министр внутренних дел дружеским жестом обнял Питера за плечи, провожая его к мягкому креслу.
– Ну, как вы себя чувствуете?
– Неплохо, Дуглас, неплохо.
– Мы все находимся под большим впечатлением, Питер. И очень гордимся тем, как вы с этим справляетесь.
– Понимаете, уже больше двух месяцев ни у меня, ни у моего нового друга наркомана Роберта не было положительных анализов на ВИЧ и гепатит С, так что мы полны надежд. Роберт клянется мне, что игла была чистая и что он больше двух лет не имел половой связи…
– Вы ему верите?
– Насчет связи? Разумеется. Не забывайте, я видел, в каком состоянии у него член. Или насчет иголок? Полагаю, я ему верю. Под его внешностью кроется яркая и зрелая личность. Более того, он кололся большую часть десятилетия, и анализы показывают, что он был чист по крайней мере еще два месяца назад, так что… Ладно, не стоит строить предположений, Дуглас. Перспективы радужные, но я не буду абсолютно уверен до истечения полных трех месяцев.
– А Анджела?
– Что тут скажешь? Конечно, она беспокоится. И девочки тоже. Мы много об этом говорим. Я хочу сказать, так странно жить и думать, что, возможно, в твоем теле поселился чужеродный вирус. У меня получается не думать об этом большую часть времени, но иногда, по ночам… Ну, вы понимаете.
– Да, я пытаюсь представить…
Министр позаботился о том, чтобы им принесли бутылку солодового виски и два бокала. Был ранний вечер, подходящее время для выпивки. Питер был взволнован. Это был дружеский, откровенный знак. Рюмка спиртного с министром внутренних дел была явным признаком восхода его собственной звезды.
– Послушайте, Питер. Во всем этом ужасном деле вопросом номер один является ваше здоровье, а также ваше благополучие и благополучие Анджелы, но вы не хуже меня знаете, что огромная известность, которая окружает произошедший с вами несчастный случай, вынесла на первый план вопросы, которые вы упорно пытаетесь поднять.
– Могу вас заверить, Дуглас, что я не намеренно подверг себя опасности подхватить смертельную болезнь с целью улучшить шансы моего законопроекта. – Питер чувствовал себя сильным и правым. Возможно, именно несчастный случай сделал его храбрым. В конце концов, люди, которые смотрели смерти прямо в лицо, имеют полное право спорить с министрами внутренних дел.
– Вы хорошо меня знаете, Питер. Вы знаете, что я не это имел в виду. Я хотел сказать, что из-за вашей кампании и обстоятельств, которые ее окружают, вопрос полной легализации уже не рассматривается как сфера интересов одних хиппи и ненормальных…
– Таких, как я, вы хотите сказать. Я прекрасно помню вашу реакцию на мое первое выступление по этому вопросу. Насколько я помню, сочувствия оно не встретило.
– Питер, когда вы представили свой законопроект, дебаты о наркотиках не выходили за привычные рамки в течение последних двадцати лет. Отсутствие терпимости, ни шагу назад. Мы будем бороться с наркоторговцами на пляжах, и так далее, и тому подобное. Но теперь общественности вдруг пришлось столкнуться с реальной и ощутимой опасностью, нависшей над основной массой населения в результате традиционной политики по вопросу наркотиков.
– И вам тоже пришлось с этим столкнуться.
– Да, Питер, я это признаю. Не нужно давить на это. Вы изменили мой взгляд на этот вопрос. Довольно очевидно, что, если бы ваш знакомый Роберт имел доступ к заведению, где продают и принимают наркотики, или, по крайней мере, к нормальной программе по реализации игл, вам бы не пришлось жить под угрозой, которая сейчас нависла над вами.
– Прекрасно сказано, министр. Вы собираетесь использовать это?
– Да, причем в своем обращении на региональной конференции в Бирмингеме в этот четверг.