Светская дурь
Шрифт:
– Означает ли это, что вы собираетесь поддерживать мою позицию?
– Питер, я признаю, что несколько недель назад вы не были моим любимым членом парламента. Вы говорили как здравомыслящий человек, но, по моему мнению, в то время такие здравые мысли опасно было даже шепотом произносить. Я опасался, что вы втянете нас в страстные дебаты, где вас могли бы счесть ненормальным сторонником наркотиков. Но я вас уверяю, что даже тогда у меня было огромное сочувствие к вашим доводам. Разумеется, вы правы. С точки зрения простейшей экономики вы правы, и добавить тут нечего. Полиция отступает под напором преступлений, связанных с наркотиками, целые общины превращаются в феодальные поместья для наркобанд.
– Как я постоянно пытался указать, экономия от возврата наркодилеров в ряды честных людей будет исчисляться миллиардами.
– Да, но дело
Как вам известно, политика правительства по поводу курения табака заключается в том, что если все вдруг бросят…
– Если это случится, казна потерпит крах.
– Разумеется. Сигареты – наш самый крупный заработок. Из пяти фунтов за пачку четыре с половиной идет в казну. Люди говорят, что курильщики – это тяжкая ноша для национальной системы здравоохранения, но на самом деле они оттачиваютбольшую часть этой чертовой системы.
– И если каждый яппи, который нюхает кокаин по выходным, будет платить за это налог?
– Боже мой. Десять фунтов за дорожку… Мы могли бы построить приличную железнодорожную сеть за год! – Министр внутренних дел поднял трубку телефона: – Джоанна, не могли бы вы принести мне сводку по казне, которую я просил вас найти?
Джоанна ворвалась в слегка запыленную старую комнату, словно тоненький лучик света. Блондинка, невысокого роста, облаченная в элегантный брючный костюм. На секунду Питер Педжет вдруг задумался, уж нет ли у него с министром внутренних дел схожей тайны. Однако эта мысль появилась и исчезла. Их разговор был слишком волнующим, чтобы отвлекаться на пустые мысли. Даже это короткое напоминание о своей интрижке не могло надолго испортить ему настроение.
– Я попросил канцлера казначейства присоединиться к нам, если вы не возражаете, Питер, и премьер-министр сказал, что ему, возможно, тоже удастся заглянуть.
Джоанна могла быть хоть самой Афродитой, но Питер больше не вспомнил бы о ней. Канцлер? Премьер-министр! Всего несколько месяцев назад он был парией и почитал за счастье встретиться с председателем своего округа. И вдруг такое!
Министр внутренних дел продолжил:
– Это в высшей степени конфиденциальный отчет казначейства. Более того, могу сказать, что мы составили его еще до того, как вы, Питер, начали свою кампанию. Вы не единственный, кто обладает достаточно ясным зрением, чтобы увидеть лес за деревьями, но до этого момента вы были единственным, у кого хватило смелости заявить об очевидном. Этот отчет касается бюджетных результатов легализации. Нужно отметить, выводы наводят на размышления. Мы не знаем, какими будут результаты касательно здоровья и в социальном плане. Существует вероятность, что большинство паникеров правы и что нам придется столкнуться с целыми общинами, полными обдолбанных, вырубленных овощей, но пробные программы за границей, особенно в Нидерландах, указывают на обратное. Самая оптимистическая точка зрения заключается в том, что, даже если число наркоманов значительно увеличится, это будет компенсировано серьезными социальными и здравоохранительными выгодами в силу того факта, что употребление будет безопасным и на виду.
– Разумеется.
– Ну да, разумеется, Питер, но вы не хуже меня знаете силу протеста, с которой столкнется подобная политика, если ее применить. Мы не должны об этом забывать.
– Если ее применить? Господи, Дуглас, вы ведь не хотите сказать, что правительство…
– Я хочу сказать, этот тайный отчет ясно показывает, что, если мы будем облагать наркотики налогами, вместо того чтобы конфисковывать их, если мы сделаем их просто предметом законной честной торговли, мы сможем разрушить девяносто процентов национальной преступной сети за одну ночь, мы сможем импортировать дурь по цене чая и продавать по цене черной икры, и все – к вящей прибыли казны. Если такая политика станет международной, мы сможем освободить производящие нации в развивающемся мире от хватки наркобаронов, обычные люди вернутся к производству зерновых, которых им так отчаянно не хватает. И наконец, если начистоту, у нас будет столько денег в сундуках, что мы сможем урезать подоходный налог наполовину и выигрывать все выборы до Судного дня.
В комнате снова появилась Джоанна.
– Министр, премьер-министр спрашивает, не присоединитесь ли вы и мистер Педжет к нему в доме номер десять. Канцлер также приглашен.
Питер видел, что министру внутренних дел такой формальный вызов пришелся не по душе. Очевидно, он считал, что это его инициатива и что премьер должен сам приехать к нему. Питеру было безразлично, кто к кому поедет и произойдет ли встреча в Вестминстере или в «Макдоналдсе», он собирался участвовать во встрече с тремя самыми могущественными людьми в правительстве. Его продвижение вдруг ускорилось не на шутку.
Общество Фэллоуфилд, Манчестер
– Короче, путешествие некоторое время продолжалось. Шотландцы просто ненормальные. Я и сам почетный шотландец. Дело в том, что я знаю, как им польстить. Я всегда говорю что-то типа: «Я люблю Шотландию. Почему? Потому что я такой же гордый и, бля, независимый». Бабах, пять минут хохота. Они это любят, чесслово. Ну а кто не любит? Если честно, я всегда считал, что прямая тяга к жалкому национализму очень быстро спадает, если в нее играть. «Добрый вечер, Донкастер, самый лучший поганый город в мире. Привет, Саутенд, курорт самого Бога». Жители каждый раз надуваются от гордости. Поразительно, насколько люди любят, когда нахваливаешь их город, какой бы поганой дырой он ни был. Вообще, самый прикол в том, что чем роскошнее и лучше город становится, тем меньше население хочет его нахваливать. В смысле, я не собираюсь орать: «Добрый вечер, Ройал-Тернбридж-Уэллс. Вы круче всех!» Это не прикольно. Короче, я говорил о Шотландии, и дело в том, что я правда всегда чувствую себя в Шотландии как дома. Я люблю пиво, люблю жареный телячий рубец и соус в забегаловках, которые покажутся вам отстоем, но на самом деле не так уж и плохи. Люблю пироги с молодой бараниной и то, что большую часть времени можно любоваться горами. И еще я всегда был неравнодушен к птицам в небе. Люблю рыжеватых блондинок, куда ж без них.
Но обратная сторона – это, ребята, наркотики. В смысле, это один сплошной тупой кайф. Ну, это ведь везде так, но я всегда сильнее всего чувствовал это в Шотландии. Может, из-за фильма «На игле», мать его. Зуб даю, шотландскому туристическому совету ужасно понравилось, когда он вышел. На самом деле, думаю, дело в природе. В смысле, там такие невообразимо прекрасные, пышущие здоровьем места, которые, казалось бы, должны быть населены накачанными, здоровенными, серьезными, крутыми бородатыми мужиками, живущими в примитивных, неуклюжих домиках, но вместо этого, куда ни глянь, видишь только бледных, тощих, прыщавых юнцов и девчонок, обдолбанных бог знает каким дерьмом.
В смысле, надеюсь, я ясно выразился, я и сам знаком с химией, от которой башку рвет, но, мать моя женщина, некоторые шотландские районы просто живутза счет наркотиков. Ширяют герондот с самого утра, черт! «На игле» выглядит словно чистенький такой фасад. Эдинбург – это город в осаде. Наркоманы и дилеры кишат у самых ворот. Это жуть, ведь, как и в большинстве крупных городов, в самом центре находится вонючая дыра, в которую опасно ходить, и еще есть дальние предместья, куда рвешь, когда раздобыл немного бабок. В новостях всегда слышишь треп насчет бедных районов, да? Они описывают их словно Дантов ад, мать его так. Но в Эдинбурге все шиворот-навыворот. Центр – как диснеевский мультик. Поразительный замок, куча магазинов одежды, в переулках маленькие ресторанчики восемнадцатого века с винтовыми лестничными колодцами, которые ведут к древним подвальным барам, где на стенах висят крученые метлы и продают три миллиона видов одного только солода. Потом через пару миль по дороге попадаешь в центр Содома и Гоморры! Никогда не забуду, как мы приехали в эдинбургский театр на тур «Народного героя». Я тогда еще со славой не столкнулся, мне было всего восемнадцать, и я в этом деле был полным профаном. О наркотиках я тогда мало чего знал, в смысле с Санди и коксом в заднице я был уже знаком, но большая часть моего обширного опыта, шлифовка мастерства началась у меня в последующие годы.
Состоялся концерт, который я, разумеется, закрывал, и, естественно, это все объясняло, я был взвинчен от лагера «Теннентс», у дверей служебного входа было фанатов до туевой хучи, к чему я тогда не привык, в общем, башку от всего это рвало только так, и я вполне созрел для легких шалостей. Я помню, как высунулся из окна гримерной и орал детишкам приветствия и тут увидел группу девиц. Они, думаю, были немного старше большинства фанатов, которые в основном были детьми, несмотря на пупки с пирсингом, так что я подозвал пару работников сцены, показал им на девчонок и велел их снять.