Светские манеры

Renee Rosen

SOCIAL GRACES

Публикуется с разрешения Berkley, an imprint of Penguin Publishing Group, a division of PenguinRandom House LLC.

Нас называют «прекрасный пол». В равной степени лестное и раздражающее определение. Утонченные, хрупкие, слабые создания. Да будет вам! Если на мужчине туго затянуть корсет, ужав его талию на четыре дюйма, он при первом же вздохе упадет в обморок. Что уж говорить про муки деторождения? Прекрасный пол, изящные турнюры.

Мы – жены и дочери богатых людей, хотя состояния наших семейств имеют недавнее происхождение. Еще одно-два поколения назад наши матери и бабушки стряпали на дровяных кухонных плитах, штопали носки, вязали шерстяные одеяла. Наши отцы и деды в большинстве своем трудились в поте лица, занимаясь законным ремеслом, – хотя кто-то, возможно, не брезговал использовать в своих интересах обстоятельства, сложившиеся после войны между Севером и Югом. Так сказать, «наживались на войне», как говорят многие. А, по нашему мнению, просто «пользовались моментом».

Мы – нувориши. Новые богатеи. В противовес традиционной нью-йоркской финансовой аристократии. Извечные враги никербокеров – несносных снобов, вызывающих всеобщую зависть. [1]

Соперничая со старой гвардией, мы, как и они, свои календари подстраиваем под два светских сезона: зимний и ньюпортский. Зимний сезон проходит на Манхэттене и длится всего лишь три месяца. На светских мероприятиях, которые начинаются в ноябре, те из нас, кто впервые выходит в свет, предстают во всей своей красе в надежде подцепить мужей. Джентльменам, которые ищут жен, все равно, сколь бегло мы изъясняемся на пяти иностранных языках или вообще таковых не знаем. В принципе, некоторых больше устраивает последнее. Им не важно, что мы учились во Франции, музицируем на арфе и фортепиано, прекрасно танцуем. Для этих соискателей главное, чтобы за потенциальной невестой приданое дали посолиднее и она могла похвастать лебединой шеей и огромными выразительными глазами – обычно этот эффект достигается с помощью капель из сока ягод белладонны. Слава богу, к началу первого вальса слезоотделение и жжение в глазах проходит и к нам обычно возвращается нормальное зрение.

Те из нас, кто уже замужем, спокойны и даже, пожалуй, немного кичатся собой. Пусть мы не сидим за письменными столами из красного дерева и не занимаем высокие посты в крупных корпорациях, но мы все равно зарабатываем валюту – валюту другого типа. Светскую валюту. Это – наше золото. Платежное средство – за более значимые приглашения, за более высокий статус, за более широкое влияние.

Богатство налагает определенные обязательства, и нужно привыкнуть их исполнять, о чем тебя никто не предупреждает, когда ты впервые становишься состоятельной. День богатой дамы протекает в своеобразном ритме, подчинен установленному распорядку, в котором нет места спонтанности и отклонениям. Мы усваиваем, что всё делается по предписанным правилам – и под «всё» подразумевается любое действие, любой

шаг: как одеваться, как сидеть, как и что есть, как приветствовать джентльмена на улице и т. д. Это – цена, которую мы платим за то, чтобы сохранить свое влияние.

Скажете: тоска? Ничего подобного. Наша жизнь наполнена всяческими удобствами, какие только душа желает. Ливрейные лакеи, гардеробные, забитые новинками французской моды. Благодаря камеристкам в наших шифоньерах каждая вещь на своем месте: шляпки лежат страусиными перьями и эгретками наружу; утренние туалеты отделены от дневных и тех, что мы надеваем на чаепитие. В стенных шкафах из кедра – складные саквояжи с бальными платьями, оберегающие от порчи ткани и изящную отделку из бус; сами наряды переложены папиросной бумагой и духами-саше, точно так, как они были упакованы при доставке из Парижа, откуда они прибыли без единой мятой складочки.

Конечно, ни один предмет одежды и даже ни одна пара лайковых перчаток не принадлежит непосредственно нам. Все это – собственность наших мужей. Равно как и мы сами. С их милостивого позволения мы предаемся удовольствиям. И еще как предаемся! Мы бросаемся в бой. Пируем на банкетах из девяти блюд, танцуем до рассвета, продолжая кружиться и по возвращении домой. А, может, это просто комната кружится перед глазами от того, что мы перепили шампанского. В наших светских календарях каждый день расписан по минутам. Днем мы посещаем обеды, чаепития и сольные концерты; вечерами – приемы, званые ужины и балы. И, конечно, вечер понедельника – неизменно самый особенный.

В понедельник вечером мы идем в оперу. Мы надеваем наши лучшие туалеты и драгоценности. Нас сопровождают мужья, отцы или поклонники, а также суровые пожилые компаньонки, зорко следящие за тем, чтобы, не дай бог, мы с кем-нибудь не соприкоснулись руками или не допустили еще какую непристойность.

По снегу, присыпанному угольной пылью и сажей, мы пробираемся к конным экипажам, которые доставят нас в Музыкальную академию. Туда мы прибываем ровно через десять минут, после того как в половине девятого открываются двери зала. Оркестр уже исполняет увертюру, но это не имеет значения. В оперу мы ходим не музыку слушать. Боже упаси. Многие из нас оперу вообще не любят. Однако мы исправно посещаем Музыкальную академию, потому что так принято в обществе. Наше присутствие там – это часть игры. А мы намерены принимать в ней участие. И победить. В конечном итоге. [2]

Наши места – в партере, где сидят все, кому средства позволяют приобрести билет. На первый взгляд, пурпурно-золотой зал – само воплощение роскоши. И лишь по более пристальном рассмотрении мы замечаем истертость ковров, трещины в штукатурке и облупливающуюся краску. Театр вмещает 4000 тысячи зрителей, и, будьте уверены, к концу второго акта, когда появляется самый почетный гость Академии, вы не увидите ни одного свободного кресла. Под оркестровое крещендо она входит в обитую бархатом ложу на балконе, расположенном высоко над нами, и мы все разом оборачиваемся к ней с задранными головами, словно цветы, тянущиеся к солнцу.

И нашим взорам предстает она – Каролина Уэбстер Шермерхорн Астор. Миссис Астор.

Пока наши предки ждали благоприятного случая в Европе, ее прародители – первые голландские переселенцы, прибывшие в Нью-Йорк, – уже ходили по этим самым улицам. А значит, миссис Астор из никербокеров, представляет элиту американского высшего общества.

Мы всегда с нетерпением ждем антракта, тяжело ведь подолгу сидеть в креслах: старые пружины врезаются в мягкое место. И пока аристократия выстраивается в очередь у ложи миссис Астор, чтобы засвидетельствовать свое почтение правящей королеве, мы толпимся в фойе – разминаем ноги, общаясь между собой. Рабы привычки, мы будем беседовать о том же, о чем говорили в прошлый понедельник, и в позапрошлый. Пенелопа Истон заметит, что, если бы исполняли Вагнера, сейчас еще шел бы второй акт, а Мэйми Фиш сообщит, что ее любимый музыкальный инструмент – расческа. Сюрпризов ждать не приходится.