Свежая кровь
Шрифт:
— Ну, что, девчонки, есть хотите? А показать что-то не хотите? — решил он воспользоваться своим положением. — Вот хоть ты, ветеран!
Татьяна знала, что ее так и называют здесь: Танька-ветеран. Оставалось только повернуться к нему и… поднять футболку.
— А вкусненького хотите? Ну тогда подойди, дай не только посмотреть…
Ей было все равно. Давно все равно. «Вкусненькое» было то, что немного не так отвратительно есть, но… хоть так. Тем более — для всех. В который раз она подумала: неужели не лучше было бы тогда не сопротивляться Захару..? Как раз за несколько дней до того она сделала свой первый репортаж-расследование и думала, что перед ней — будущее… В следующем году планировала купить машину, —
— У тебя сегодня день рождения? — спросил баландер, убирая, наконец, руку. — Готовься праздновать!
Это означало, что на «отработку» вечером выведут именно ее, вне «графика». А потом… Год назад ее избили так, что выбили зуб. Два года назад — сломали палец. Каждый день рождение происходило что-то такое… Кажется, такие «подарки» — привет от отца и дяди Захара. Надо только подобрать того, кто будет именно сегодня, и намекнуть ему, что… можно.
Сегодня ей тридцать. Юбилей. Будет ли что-то… особенное? Зачем баландер сказал об этом? Чтобы она целый день представляла..? Татьяна думала об этом, доедая то, к чему бы никогда не притронулась на свободе.
Но сегодня она хотя бы не будет в камере весь день. Суд… Зачем все это? Поездка в автозаке[3], ожидание в тесной камере в суде, — заседание по ее делу было назначено не на самое утро.
Оно началось почти вовремя, правда, у Татьяны все равно не было часов. Дело рассматривали в закрытом режиме, так как, отметил судья, будут рассматриваться детали личной жизни. Так было и в прошлый раз, — никто не должен был присутствовать в зале, кому бы она могла рассказать… Прокурор сказал о новых обстоятельствах в деле, якобы кто-то раскопал предыдущие жалобы девушек Захара. Будто они не знали этого раньше! Это спектакль, думала она. Чтобы в день рождения… дать необоснованную надежду? Лишний раз поиздеваться? Они не знали, что надежды у нее давно не осталось. Татьяна не считала это грехом уныния, нет. Ей с самого начала все объяснили. Если не будет безосновательных надежд, то не будет и разочарования. Так легче. Впрочем, если прокурор просит об установлении каких-то новых обстоятельств в ее пользу, — она почти не слушала, — возражать было бы неразумно. Так подсказывали остатки логики, которые она сохранила, кажется, с тех времен, когда работала журналистом.
Судья, председательствовавший на этом процессе, на нее почти и не смотрел. Казалось, все решено заранее. Читать человеческие взгляды она научилась, еще когда брала интервью перед камерой, — когда же это было, в этой жизни или нет..? Что ж, неудивительно. С судьей так и должно быть. Вообще-то не должно, но должно именно по ее делу. Вот он ушел в совещательную комнату. Татьяна присела на скамью в клетке для подсудимых. Какая разница..?
Суд вернулся в зал. И судья стал зачитывать, — оглашать, — определение. По вновь открывшимся обстоятельствам… Удовлетворить ходатайство прокурора… Переквалифицировать… Убийство при превышении пределов необходимой обороны… Что? Дело закрыть по закону об амнистии? Освободить из-под стражи в зале суда?!
Это точно о ней? Но вот охранник открывает дверь клетки и зовет ее выходить наружу. И теперь Татьяна стоит прямо в зале, на полу, уже свободная. А секретарь просит расписаться, что она получила копию определения суда. определения, по которому она может идти куда угодно.
Вот только… куда? Если у нее ни копейки денег, и нет ничего, кроме старой одежды на ней и постановления суда в руках, хорошо, секретарша хоть файлик дала? Почему эта мелочь показалась ей важной.
А это кто? Только судья вышел из зала, в открытую дверь вошли две молодые женщины.
— Татьяна? Вот и хорошо. Поехали с нами… в место, лучше этого.
Ей оставалось лишь механически переставлять ноги. Разум отказывался воспринимать, что она свободна идти, куда сама
— А… кто вы? — спросила она, когда они уже спустились с третьего этажа, где был зал судебных заседаний, на первый. Оставалось преодолеть только охрану на выходе из здания суда.
— Я — Настя, — сказала шатенка в светлом пальто. Затем показала на брюнетку в короткой кожаной куртке и длинной юбке. — А это — Альфия. Мы из благотворительного фонда, который помогает таким, как ты. Так что, — добавила Настя с улыбкой, — берем над тобой шефство!
Таким, как она, — это каким? Татьяна только хотела спросить (хотя на самом деле — какая сейчас разница?) — но в этот момент оказалась на лестнице, которая были уже… на улице. На свободе. Вдохнула вольный воздух — и чуть не упала, подвернувв на ступеньке ногу, но Альфия, которая была на голову выше, успела подхватить ее.
— Осторожно! Нет, так не пойдет… Здесь недалеко идти, там нас машина ждет, но до нее надо прийти целыми! — с улыбкой сказала она, и Татьяна обратила внимание на легкий акцент. Хотя и по имени все было понятно. Они подошли к микроавтобусу, — такого Татьяна никогда не видела, а потому подумала, что это какая-то новая модель, выпущенная за последние пять лет. И тут же сама себе удивилась — как быстро вернулась привычка делать такие выводы! Настя потянула за ручку — дверь отъехала в сторону, и все трое оказались в салоне, на задних рядах сидений. Водитель, — Татьяна видела только его коротко стриженый затылок, — сразу тронулся. Теперь можно было спросить:
— А куда мы едем?
— Подальше отсюда, — ответила Альфия. — Если хочешь быть жива. Но все будет хорошо, если мы не ошибемся, а ты будешь нас слушать в ближайшие часы. Потом… будешь делать, что хочешь, и начинать свободную жизнь, а мы поможем. А сейчас — делай то, что говорим, хорошо?
— Хорошо. — Что она еще могла ответить? Эти две девушки считают, что ей угрожает какая-то опасность? А им самим? Зачем они пошли на это? Она потом расспросит. А пока оставалось только смотреть в окно. — Это сон, или я, наконец, таки в дурдом..? — пробормотала Татьяна себе под нос, но Настя, сидевшая рядом, услышала.
— Почему ты так подумала?
— Потому что иначе я должна быть в камере. К тому же, я помню, что сегодня у меня день рождения. Еще и напомнили. Но он — зимой, а тут — снега нет, травка зеленеет…
Теперь засмеялись все, даже водитель, который до того не издал ни звука. Альфия объяснила:
— В этом году просто такая зима! Говорят — аномальная… Но снег ты еще увидишь… А что касается всего прочего — кто-то хотел, чтобы ты была в тюрьме, а кто-то — чтобы на свободе. Все остальное — давай потом, согласна?
— Хорошо, — повторила Татьяна. Микроавтобус остановился на какой-то улице, — кажется, она узнала это место.
— Выходом, — сказала Альфия. Дверца снова отъехала, и они втроем оказались на тротуаре. Микроавтобус сразу уехал, а Настя повела их в ближайший двор, где достала ключи, нажала на кнопку брелока, — и на «Ладе», стоявшей рядом, пискнула сигнализация. — Садитесь назад, и поедем потихоньку…
Татьяна заметила, что, сев за руль, Настя стала, кажется, спокойнее. И Альфия тоже. А через несколько минут машина выехала из Южанска. Почему-то Татьяне казалось, что ее повезут в родной Занайск, где была ее однокомнатная квартира, — если, конечно, ее еще кто-то не присвоил, и даже если нет — страшно подумать, в котором она сейчас состоянии. Но — крыша над головой. Только километров через сорок, взглянув на указатель у дороги, она поняла: машина направляется совсем в другом направлении. И едет Настя, кажется, быстрее, чем было разумно на «Ладе» и по такой дороге. Сама Татьяна, кажется, наконец поверила, что все это происходит на самом деле и именно с ней. А потому спросила: