Свежий ветер

LockNRoll

До самого конца.

Он имел в виду только миссию? Или что-то другое? Что ж, для меня конец уже наступил, но я снова посмеялась над судьбой и сумела вернуться с того света. Поддержит ли он меня сейчас, учитывая обстоятельства? Учитывая то, что теперь я работала под флагом «Цербера». Сумеет ли он снова разглядеть меня за всеми моими линиями обороны?

Руководствуясь какими-то мазохистскими мотивами, я спросила у Гарруса о судьбе остальных членов команды. Джокер, при всей своей беспечности, упорно отказывался отвечать на этот вопрос, объясняя это тем, что после моей смерти недолго оставался в Альянсе. Он сказал, что без меня и «Нормандии» служба больше не привлекала его, и когда «Цербер» сообщил ему о своем проекте и предложил место пилота, согласился,

не раздумывая, после чего считал дни до того момента, как я приду в себя, и он сможет продемонстрировать мне кожаные сидения. Он не поддерживал отношений ни с кем из членов старой команды. Я не стала упоминать этого вслух, но про себя задавалась вопросом, являлась ли подобная нелюдимость результатом того, что я оказалась в открытым космосе только из-за того, что вернулась за ним. Интересно, знал ли Джокер, что я помнила все, даже как он выкрикнул мое имя в то мгновение, когда меня отбросило назад, с силой ударив об искореженный металл, а затем швырнуло прочь.

Вот видишь, Шепард, до чего довела тебя забота о других?

Гаррус смог кое-что рассказать, но немного. По его словам, в последний раз он видел команду в полном составе на поминальной службе в мою честь вскоре после катастрофы. Все тяжело переживали мою «смерть», но хуже всех, по мнению Гарруса, воспринял ее Кейден. Я постаралась ничем не выдать своей заинтересованности и ничего не выражающим голосом попросила его пояснить свою мысль.

– Мы все пеклись о тебе, - объяснил Гаррус, - но после твоей смерти Кейдена словно подменили. Произошедшее буквально подкосило его, потрясло. Ни один из нас поначалу не мог поверить в случившееся, но складывалось такое впечатление, что Кейден просто вообще не хотел в это верить – будто если бы он оправился от потери, это стало бы чем-то вроде предательства. Во всяком случае, так мне казалось – вы, люди, странный народ, - пожав плечами, закончил Гаррус и повернулся к своей напичканной последними наворотами консоли. – Полагаю, в конечном итоге он все же пришел в себя, потому что когда я в последний раз слышал о нем, он неплохо продвинулся по службе в Альянсе.

– Когда в последний раз слышал? – переспросила я. Облокотившись о стену и скрестив на груди руки, я принялась прокручивать в уме полученные досье – каждое из них содержало кодовые имена и было окутано атмосферой секретности. – Может быть, он окажется одним из тех суперсолдат, что нам нужно завербовать.

Рассмеявшись, Гаррус ответил, что после случившегося на Омеге возможно все. Я перевела разговор на его жизнь под личиной Архангела и подальше от Кейдена. Я просто не могла сейчас думать о нем. С одной стороны я чувствовала себя виноватой за то, через что заставила его пройти, но с другой – понимала, что не я принимала это решение, и это не было моей виной.

Но он должен будет понять, ведь так? Я найду его. Может быть, он даже присоединится к нам, и мы снова станем сражаться бок обок, и я наконец смогу сказать, что все это и вправду походит на старые добрые времена.

Так просто оказалось убедить себя в этом, стоя рядом с Гаррусом, разговаривая с ним, словно ничего не случилось. Во всяком случае, для меня это было правдой. Когда я думала о Кейдене, в душу закрадывалась тревога – я боялась, что он забыл меня, и что теперь ему все равно, жива я или нет. И все же я должна попытаться. Я должна держаться за эту мысль, потому что иначе… я не была уверена, что случится иначе, но знала, что это принесет мне боль. Я не могла отпустить его. И не стану. Упрямство являлось моей второй натурой. Я сумею добиться своего, найду выход. У меня просто не было другого выбора.

************

Моя квартира теперь принадлежала кому-то другому, а вещи оказались проданы или уничтожены. Учитывая, что у меня не осталось семьи, это было единственным возможным вариантом действий. Еще один дурацкий недосмотр «Цербера». Они нашли деньги на мое воскрешение, но не на плату за аренду, чтобы, очнувшись, я все еще имела некое подобие своей жизни. Но, с другой стороны, я являлась всего лишь ценным активом, которому не полагалось

обладать личными вещами.

Оружие, как сказала Миранда, можно приобрести в любой момент. Так же, как и все остальные вещи, которыми я обзавелась за свою богатую на события жизнь. Теперь у меня были средства на то, чтобы превратить свою каюту на «Нормандии» в новый дом. Все, что от меня требовалось – это попросить Келли, которой полагалось выполнять любой мой каприз.

И снова, как и всякий раз, когда Миранда старалась поднять мне настроение, я только разозлилась.

Пытаясь совладать с нервами, я зашла в лифт, направляясь в Президиум. Эти ощущения были мне незнакомы, ведь я никогда не нервничала. Порой я испытывала раздражение, но оно никогда не выливалось в нервозность.

Все началось в тот момент, когда мое имя высветилось на экране биометрического сканера, и Бейли спросил, желаю ли я, чтобы он исправил мой статус, говорящий о том, что я мертва. Именно тогда я в полной мере осознала, как сильно все изменилось. Все считали меня погибшей. Командование Альянса, несомненно, слышало слухи о том, что я жива, но по дороге в посольство мне никак не удавалось избавиться от ощущения, что у меня нет никакого права находиться здесь; станут ли окружающие игнорировать меня или же завалят вопросами, на которые я не могла ответить? Я чувствовала себя привидением, неожиданно явившимся в мир живых.

Вот почему я надела обычную одежду и натянула капюшон, а кроме того, прилагала все усилия к тому, чтобы не попадать в поле зрения камер и вообще по возможности смешаться с толпой. В худшем случае я надеялась на то, что мой внешний вид отобьет любое желание пообщаться со мной. Я старалась не думать о том, кого могу встретить, а также о том, что среди них, вполне вероятно, окажутся те, перед кем придется объясняться. Андерсон уже знал, и мне не терпелось увидеть его, но что, если кто-то еще сейчас находится на Цитадели? Что, если Кейден здесь? Бессознательно я оправила одежду и с трудом сглотнула.

К тому моменту, как мы добрались до посольства, я сумела взять себя в руки и прошла через холл с такой самоуверенностью, словно владела этим местом – так, как ходила когда-то прежде, так, как и полагается ходить Спектру. Уверена, зрелище вышло убедительным.

Однако к концу нашей встречи с Андерсоном и остальными я пребывала в такой ярости, что меня уже не волновало, кто меня видел. Мир продолжал жить своей жизнью, Альянс предал все, что я сделала для них, а Совет вел себя так, словно предпочел бы, чтобы я оставалась мертвой. Стоило ли вообще поправлять их? Мне вернули статус Спектра, но я не была уверена, что после продемонстрированного ими презрения все еще хочу защищать их.

Я спасла их гребаные жизни. Я пожертвовала нашими людьми, чтобы спасти их, а они обращались со мной, как с надоедливой мухой, от которой никак не избавиться. Когда же вошел Удина и смерил меня таким взглядом, словно нашел что-то мерзкое на подошве своей туфли, я почувствовала, что прежняя привязанность и благодарность, испытываемые мной к Альянсу за то, что они спасли меня от весьма печальной судьбы и дали второй шанс, медленно испаряются.

Они сказали, что дело лишь в том, что теперь я работала с «Цербером». Я же ответила, что мне пришлось пойти на этот союз только потому, что эта организация пыталась остановить атаки коллекционеров. Но ни Совет, ни Альянс, объяснили они, не могут быть замешаны в этом, потому что, по их словам, это спровоцирует войну. И я возразила, что мы уже находимся в состоянии войны или же, по меньшей мере, окажемся в нем, когда наконец явятся Жнецы.

Об этой угрозе, как оказалось, они тоже удачно позабыли. Складывалось впечатление, что все до единого высокопоставленные чины были под воздействием наркотиков и просто не желали видеть происходящего у них под носом. Мне отчаянно хотелось плюнуть на пол, убраться к черту и позволить им делать то, что они пожелают, но что-то во взгляде Андерсона заставило меня стиснуть зубы и остаться на месте, хмурой и немногословной, до тех пор, пока Удина наконец не отбыл восвояси, и мы не остались наедине.