Свидание по заданию
Шрифт:
– Ладно, тогда фиг с ним, с борщом, пойдем в пиццерию. Она где-то неподалеку. Там светомузыка и караоке, все поют и прыгают, нас никто не сможет рассмотреть.
Часа два они просидели в душном зале, слушая пение доморощенных артистов, которые лезли на сцену один за другим и время от времени затевали потасовки, отвоевывая друг у друга микрофон. Кайсаров с Марьяной слопали здоровенную пиццу и теперь оба принялись за чай с лесными травами, который пили «вприглядку» с шоколадным тортом. Потому что торт в них категорически
Кайсаров совсем не обращал внимания на свой перевернутый галстук и грязные разводы на манжетах, а Марьяна, заглянув в дамскую комнату и увидев себя в зеркале, только рассмеялась. Растрепанные волосы, размазанная тушь и праздничный румянец… Прелесть что такое!
– Отличный получился вечер, – заметил Кайсаров. – Я так не веселился со времен института. Спасибо тебе за классную компанию. Вижу, у тебя глаза слипаются. Пойдем, я провожу тебя до гостиницы.
– И разойдемся как в море корабли, – сытым голосом подхватила Марьяна.
Она чувствовала себя счастливой, свободной и удивительно красивой. До ее гостиницы было рукой подать, поэтому заключительная часть прогулки получилась предательски короткой. Было холодно, но ветер утих, а снег давно растаял, хотя на асфальте то и дело попадались островки черного льда. Возле главного входа оказалось довольно оживленно – подъехала маршрутка, и пассажиры выгружали из нее свои сумки и чемоданы. У пожарного гидранта тусовалась компания молодежи, а из чьей-то машины с опущенными стеклами хрипло бормотал Леонард Коэн.
– А можно мы еще разочек поцелуемся? – спросил Кайсаров с видом Карлсона, который уже давно все решил по поводу варенья.
И не успела Марьяна опомниться, как он одним движением развернул ее к себе и принялся целовать самозабвенно, словно упиваясь тем, что этот поцелуй последний и что через несколько минут они разойдутся и никогда больше не встретятся. Он опять не давал ей дышать, и Марьяна в полубессознательном восторге все же подумала, что ее еще никто так не целовал. Никогда. Даже ее идол Северцев. Ее охватил такой жар, что она боялась расплавиться и просто стечь из его рук на землю.
– Все, хватит! Довольно, – услышала она собственный прерывающийся голос.
Кайсаров отпустил ее и отступил, спрятав руки за спину. У него было какое-то невероятное выражение лица, которое Марьяна не смогла идентифицировать.
– Я думал, напоследок можно, – пробормотал он.
– Не хочу целоваться с парнем, который похож на бомжа. – Марьяна изо всех сил крепилась, чтобы в свою очередь не броситься ему на шею. – И не хочу подыскивать верный тон, для того чтобы попрощаться и уйти.
Ее раздирали неведомые чувства, о которых она не желала думать.
– Ладно. Тогда… Что ж? Тогда я сам найду верный тон. Прощай, Марьяна. Ты отличная девчонка. Надеюсь, твоя полоса невезения закончится и ты будешь счастлива.
Марьяна не ожидала, что он так быстро уйдет. Но Кайсаров сделал именно это – коротко улыбнулся и деловым шагом двинулся прочь. Она ждала, что он обернется, но напрасно. Это почему-то ее не просто рассердило, а даже разгневало.
Она стояла и смотрела ему вслед, а он в самом деле уходил, и его спина была совершенно непреклонной и удивительно чужой.
Ворвавшись в холл, посреди которого копошились вновь прибывшие постояльцы, она двинулась к лестнице, кипя, как чайник, и сердито бормоча. Сам же заманивал ее просто погулять, а в итоге разбередил душу и сбежал.
– Мы не будем целоваться! – вслух возмутилась она на ходу.
Дежурный, болтавшийся возле лифта, принял это на свой счет. Указал на себя пальцем и вопросительно задрал брови.
– Пошел к черту! – Марьяна все еще вела внутренний монолог с недавним кавалером.
– А я ничего и не говорил, – обиделся дежурный.
Вот разбери их, этих женщин. Сколько уж он их повидал за год работы. Что молодые, что старые – у всех мозги набекрень.
Тем временем Марьяна взлетела на третий этаж, рассчитывая нырнуть в номер и там уж разойтись вовсю, дав волю чувствам. Однако неожиданно увидела Угольщикова, который прогуливался по коридору, насвистывая знаменитую польку «Я жалею о любви».
«Я тоже жалею о любви, – подумала она, прикусив губу. – О всей той любви, которая так и останется во мне. Нерастраченной и никому не нужной».
– Чего надо? – воинственно спросила она у маркетолога, облаченного в теплый спортивный костюм со светоотражающими лампасами.
– Туманова, ты вообще хоть что-нибудь соображаешь? – накинулся на нее тот.
– А что случилось? – опешила Марьяна.
– У тебя телефон не работает. Я уж думал, может, ты в реке утонула.
– Зря надеялся, – ответила Марьяна. – А телефон, наверное, разрядился. Зачем я тебе так срочно понадобилась?
– Звонили тут твои подопечные. – Угольщиков смотрел на свою коллегу со смесью любопытства и неудовольствия.
– Например? – Марьяна медленно возвращалась с того света на этот.
– Например, Василина Геннадьевна. – Я сперва даже не понял, кто это.
Сердце Марьяны неожиданно ушло в пятки. Господи, она даже не узнала, приезжал ли Кайсаров в редакцию! Кажется, она сошла с ума. Да, точно, она сошла с ума.
– А… чего она хотела? – замирающим голосом спросила Марьяна.
– Сначала порола какую-то чушь про вареные яйца. Потом про Михалыча и Селин Дион. А до кучи про какие-то бархатные диваны. Я было подумал, что меня по ошибке соединили с сумасшедшим домом. Насилу разобрались. Кстати, наша миссия выполнена. Кайсаров приезжал в редакцию и остался доволен. Ты ведь даже этого не знаешь, да? Чем ты вообще занималась? Отключила телефон, куда-то скрылась…