Свидание с морем
Шрифт:
— Иди. Ничего я тебя не лишаю, и дорогу подметать не надо, особенно снизу вверх. Забудь!
Глава четвёртая
Отрядная жизнь шла своим порядком, по плану, написанному в «Дневнике вожатого» у Андрея Геннадиевича. Игорь активно влился в эту жизнь, стал проявлять инициативу, дни его наполнились важными делами, но тут же начались споры и конфликты, так сказать, борьба мнений, ну и замечания тоже не заставили себя долго ждать. Потому что, когда ты что-то делаешь по собственной инициативе, ты в большинстве случаев делаешь не так, как сделал бы другой по собственной инициативе, а вожатый сделал бы и вовсе иначе, и почему-то он всегда ожидает, что ты сделаешь так, как ему этого хотелось бы. В общем, странно.
— Что-то ты к Дунину ходить перестал, — заметил Андрей Геннадиевич. — Что случилось?
Вопрос был для Игоря неприятен, он не хотел, чтобы кто-то в такие его дела вмешивался.
— Да как-то разладилось, — ответил он обтекаемо.
— Разладилось... — хмыкнул вожатый. — Надо думать, предал он тебя или надул. Я тебе сразу сказал, что это не пример для подражания и не тот кадр, с которым полезно дружить.
Игорю вдруг стало тошно, он разозлился и брякнул:
— Что вы всё учите и учите, будто без вас никто сам ничего не знает! — Опомнившись, он извинился: — Вы, конечно, простите, пожалуйста...
— Я, конечно, прощу, — вздохнул Андрей Геннадиевич, — и даже отвечу на твой дерзкий вопрос. Я вас учу не потому, что вы не знаете сами, а потому, что вы не умеете применить свои знания в жизни и часто забываете о том, что знаете. Знание бессмысленно хранить в подвалах мозга, надо держать его в руках и применять, как инструмент.
Дружба с Дуниным в самом деле рассыпалась, как галечный домик, построенный на пляже малышами из четырнадцатого отряда. Дунин извинился, что тогда в лесу бросил Игоря, даже не дёрнув за руку, но это извинение уже не имело значения.
— Всё равно Марина Алексеевна догадалась, что мы с тобой вместе были, — сказал Игорь.
Дунин оставался неисправимо бессовестен и практичен:
— Одно дело — догадаться, а другое дело — поймать. За одну только догадку она не имеет права наказывать. Ты ведь не выдал, да?
Игорь не выдал, хотя, честно говоря, очень хотелось сказать правду, особенно после того, как Марина Алексеевна подёргала его за ухо. Он так это и выложил Дунину.
— Чего?! — отпрянул Дунин с разинутым ртом. — Марина Алексеевна тебя за ухо дёргала?! Врёшь! Она никого за ухо не дёргает, кто первый раз приехал! Это знаешь, сколько нужно заслуживать, сколько ей нервов перепортить, чтобы она тебя за ухо дёрнула!
Завидующий Дунин был ещё противнее, чем предающий.
— А вот меня дёрнула, — сказал Игорь. — И захлопни коробочку, а то оса залетит.
Дунин закрыл рот, поднял руки к лицу и вдруг — пропал.
Провалился сквозь землю Дунин, как тогда на дороге.
Подивившись такому таланту в человеке, Игорь пошёл наверх, к столовой, где он, вылезая из чёрной «Волги», наступил Ларисе на ногу, а она, даже не поморщившись, держала его за руку. Какое-то место в груди, бывшее всегда пустым, в тот день плотно наполнилось. Это плотное содержимое странным образом стремилось подняться вверх, вместо того, чтобы, как все другие тяжести, давить вниз, по направлению к центру Земли.
У столовой не оказалось, конечно, ни чёрной «Волги», ни Ларисы, оказался только пёс Тюбик.
Приметив приятеля, пёс поднял заспанную морду и сказал:
— В-ваф?
Мол, сахарок при себе?
Сахарку при себе не было, имелся только пряник с повидловой начинкой.
Тюбик не побрезговал сладким пряником, проглотив его, потёрся мордой об Игореву ногу и побрёл вслед за ним, не спрашивая куда. Игорь и сам не знал, куда бредёт. Было около пяти часов дня, по распорядку свободное время, разрешалось бродить по лагерю в произвольном направлении. Вот он и бродил.
Зашёл в помещение кружка мягкой игрушки. За столиками сидели одни девочки. Они из разноцветных тряпочек, марли и ваты делали петухов, зайцев, мышек, мишек, слоников и иных зверей. Мягкая игрушка — кружок самый тихий и спокойный. Беспокойство бывает только во время выставки, в конце смены, потому что девочки, не получившие премию, всегда плачут навзрыд. В силу такой особенности Марина Алексеевна выделяет на мягкую игрушку не три премии, как остальным кружкам, а целых двенадцать. Впрочем, девчонки делают игрушки ещё лучше, чем настоящие, и каждая свою премию заслуживает честно.
Игорь оглядел девчонок и обрадовался, что Ларисы нет. Осталось на одно место меньше, где искать.
Девочка подняла над столом тряпочного пёсика и сказала:
— У меня собачка красивее твоей!
— Нет, моя красивее, — возразил Игорь.
— У Тамары красивее! У Тамары лучше! У Тамары смешнее! — заверещали девчонки, проникнутые кружковым патриотизмом.
Игорь наморщился, отряхнул уши и сказал:
— Идём, Тюбик, нас здесь не поняли. Они пошли в музыкальный класс.
Баянист Владимир Александрович занимался с хором.
Тюбик сел, склонил набок голову и стал подпевать. И хотя Тюбик подпевал не очень громко и попадал в тон, Владимир Александрович рассердился.
— Стоп! — закричал он. — Мальчик, уходи со своей собакой, у меня хор, а не цирковая студия!
— И здесь нас не поняли, — сказал Игорь. — Пойдём, Тюбик!
Зашли в столярную мастерскую. Кружок «Умелые руки» мастерил свои поделки, пилил, строгал, резал, точил, рубил, полировал, сверлил, шлифовал и ссорился из-за инструментов. Шум стоял такой, что общаться можно было только с помощью крика.
Подошёл пожилой мастер Пётр Иванович:
— Что-то я не припоминаю твою видеограмму. Ты у меня записан в кружок или так зашёл?
— Не припоминаю, чтобы записывался, — ответил Игорь. — Надо думать, так зашёл.
Тюбик растянулся под верстаком на мягкой куче стружек.
— Тогда маршируй отсюда широкими шагами! — сказал мастер Пётр Иванович. — А то ещё сверло пропадёт... Один такой зашёл, попросил водички попить. Потом хватились: рулона наждачной шкурки нет!
— Я не такой, — сказал Игорь. — Этой шкурки я в ангаре могу три метра взять.