Свидетель
Шрифт:
12 ноября. С утра до вечера. Станция Гражданский проспект. Алекс
Это был самый обычный летний день. Жаркий в меру, тихий и безветренный. Они с Машей до самого вечера прогуляли по Петергофу, а теперь голодные и счастливые возвращались домой.
Солнце пропало как-то вдруг, и мир разом стал однородно серым. И никаких звуков, лишь урчание мотора и плеск воды. А потом берег накрыла иссиня-черная клубящаяся туча, поползла дальше, догоняя «Метеор», нависая над ним, намереваясь проглотить, как проглотила только что парк, дворцы и фонтаны. Кто-то
Так, в полной темноте, они добрались до Питера. Но что это?! Вместо города — плоский берег без строений и без растительности. Только люди. Много людей. И все куда-то идут и идут под дождем. Не разговаривая, не обращая внимания друг на друга. Они с Машей тоже пошли. Жена испуганно жмется к нему, дрожит, непонятно, от холода или от страха. Но потом теряется в этой толпе. Алекс в ужасе, пытается ее разыскать… но вдруг оказывается перед шлагбаумом. Тот опущен. Рядом с ним — охранник: черный человек в надвинутом на глаза капюшоне. Люди из толпы подходят к человеку, он поднимает преграду и пропускает их по одному. Или не пропускает. И тогда не попавший на ту сторону отходит в сторону, в беседку, которая мало спасает от ледяного дождя и ветра. Алекс тоже не попадает за преграду. Вместе с остальными он пристраивается на лавку. Ждет, не понимая, впрочем, чего именно… В беседке тихо, людей много, но все по отдельности, никаких разговоров, вопросов, эмоций. Обреченность…
Кончилось все так же неожиданно, как и началось. Темноту и сырость сменило яркое утро. Солнце жарит вовсю, душно, как после проливного дождя. Да и точно — после дождя, вон лужи кругом, все чистое, умытое. Вокруг парк, буйство красок, листья ярко-зеленые, как в начале лета, цветы на клумбах, запах — аж голова кружится, птички поют. Где-то жарят шашлыки. Вокруг люди, радостные, смеющиеся. Как же хорошо жить, как ярко и тепло светит солнце, как щебечут птицы!
Что-то слишком усердно щебечут. Скорее даже каркают…
Алекс открыл глаза. Черт, приснится же такое! На столе вовсю надрывался коммуникатор. Кому там не спится?
— Слушаю.
— Саш, Дмитрий это. Узнал? С тобой все нормально? На перевязку не забыл? Прямо сейчас давай.
Мамба. Проверяет.
— Ты чем меня напоил?
— Что, не проснешься никак? — в трубке послышался довольный смешок. — Ничего, поспать тебе полезно.
— Сон дурной приснился.
— Ну какая голова — такие и сны, — опять смешок. — Шучу, не обижайся. И извини, если разбудил.
Положил трубку.
— Не обижаюсь, — прошептал Алекс.
А что обижаться, если голова и вправду дурная.
Рука болела, но это была уже не вчерашняя изматывающая боль: так болит зуб, который уже подлечили. Озноб тоже прошел, осталась только слабость. Больше неудобства доставляло амбре, идущее от повязки: масса, которую Мамба положил Алексу на рану, пропитала ткань, и воняла еще хуже, чем вчера, когда была свежей. Саша подумал, что доктор мог ему не напоминать про перевязку, он и сам побежал бы к нему только из-за этого
— Чем заниматься думаешь сегодня? — Мамба закончил перевязывать и протянул Алексу кружку с жидкостью.
— Вчерашнее? Опять спать? Пить не буду, Дим, не обижайся. Хватит.
Алекс ничего не сказал, когда доктор опять вымазал его руку дурно пахнущей субстанцией — надо, так надо, но вот улечься в постель на целый день в его планы никак не входило.
— Вы что сегодня, сговорились?! Один морду воротит, второй…
Алекс впервые видел Мамбу таким сердитым: это же что такое должно было произойти? Сказать ему, объяснить, почему у него, у Саши Гринева, нет сейчас возможности ни спать, ни лечиться?..
— Дим, да ладно тебе. Вечером выпью, договорились?
— Да пошли вы все!..
И ладненько. Ничего, Мамба отходчивый, долго дуться не сможет.
Алекс вышел на платформу. «Есть ли у вас план, мистер Фикс?». Был, всего несколько минут назад был. Векс — вот его план. Поговорить, узнать от него, что там произошло. Он бы еще вчера к нему побежал. И надо было вчера, пока вгорячах. Сейчас же вся его решимость куда-то испарилась.
Грин присел на лавку у колонны, прислонился спиной к прохладному мрамору. Как хорошо, что сейчас тут никого нет! Народ разошелся по мастерским, шумные детсадовцы пока еще не выбежали «на прогулку», открыв рот, слушают, как Мамба им про Африку заливает. Во дает!..
Все, надо идти! Саша встал и даже сделал несколько шагов, но опять остановился. А что он скажет ему? А если Векс окажется говорить с ним? Вот он, Саша Гринев, согласился бы беседовать с человеком, который его оговорил, послал на смерть,? И вообще, а что он хочет узнать у него? Конкретно что? Ладно, по ходу пьесы разберемся…
— Александр Иванович…
Алекс вздрогнул: его никто и никогда так не называл. Даже двадцать лет назад, не дорос еще, авторитета не набрал.
— Александр Иванович, вы что-то второй день к нам не заходите. Часом, не заболели?
Зиночка, Зинаида Петровна. Вот ведь, проныра, отчество откуда-то узнала.
— Пойдемте, я вас накормлю.
Вот и причина оттянуть неприятный визит. Тем более, что вчера поесть он так и не удосужился. Желудок тотчас напомнил о себе, заурчал. Одновременно вспомнилась Женя и та курьезная ситуация. Он улыбнулся: а ведь Кристи была права, смешнее придумать сложно. Анекдот: муж вернулся из командировки, а там…
Зиночка поняла его улыбку по-своему:
— Вот и отлично. Вы же знаете, у меня всегда есть чего-нибудь, на всякий такой случай.
Алекс послушно пошел за ней: он поест, надо. Но дальше откладывать разговор не будет. Все, решено!
По дороге до кухни Зиночка что-то щебетала, рассказывала о своих проблемах, но Алекс плохо слушал ее, думая о своем.
— …Векс этот…
— Что вы сказали?
— Векс этот тоже человек, а Феликс Эдуардович его забрал, даже поесть не дал.
— Не понял? Кто у кого чего забрал?
— Рат. Вексу поесть не дал. Женьку опять мымра эта потребовала себе, никак от девчонки не отстанет, мне самой пришлось ему еду нести. Выходит — зря ходила…