Свинцовый шторм
Шрифт:
А еще их смутило бы необыкновенное оборудование, которое съемочная группа установила на крыше капитанской каюты. Беннистер заметил, что я нервничаю, и сделал попытку поддержать меня.
— Сегодня мы предполагаем снять интервью о твоей жизни. Как ты научился судовождению, почему, где и кто учил тебя. Оно будет перемежаться старыми домашними фильмами, где ты еще ребенок. Как тебе все это?
— Мне все это кажется отвратительным.
— Скоро мы будем готовы.
Оператор пока снимал общий вид катера, но постепенно и неумолимо продвигался в нашу сторону. Я обратил внимание, что Беннистер и сам волнуется. Он все время сверялся с индикатором направления
— Может быть, ты поведешь, Ник?
— Давай.
— Курс 195, — сказал Беннистер и отступил назад.
— 195, понял. — Я посмотрел на компас. Пока ветер не переменится, а это вряд ли, мне оставалось только держаться одним пальцем за сервоштурвал из нержавейки и слегка подправлять курс с учетом ветра. Волнение было слишком слабым, чтобы сбить с курса такую большую яхту. Несколько волн ударило в корпус, но я с облегчением отметил, что без усилий удержал равновесие. Почувствовав приближение порыва ветра, я направил яхту в бейдевинд и затем скомпенсировал это прибавкой скорости на пол-узла.
Я проделал это автоматически, и меня омыла волна радости — ничего не изменилось!
Управлять катером не трудно. Труднее предугадать «настроения» моря и ветра. Трудно проходить мелководья и выдерживать шквалы и приливные волнения. Трудно вести судно в плохую погоду ночью или миновать рифы в свистящий шторм, когда ты уже до нитки вымок, замерз и так устал, что тебе хочется одного — умереть. Но отдать катер во власть ветра и удерживать его в таком положении так же просто, как упасть со скалы, с этим справится любой.
Однако для того чтобы управлять судном профессионально, требуется практика, а она вырабатывает у тебя некое шестое чувство. И в тот момент, когда я чуть-чуть прибавил скорость, я понял, что мое шестое чувство осталось при мне, несмотря на все скитания по больницам и пережитую боль. Ничто не изменилось, и я снова там, где должен быть.
Передо мной возник оператор. «Хлопушка» — и я стиснул зубы, пытаясь игнорировать направленный на меня назойливый объектив.
— Скажи мне, Ник, когда ты впервые вышел в море? — задал вопрос Беннистер.
— Очень давно. — Я смотрел, как волны разбиваются о скалы Старт-Пойнта. Мы обгоняли большой катер «Муди», который качался на волнах, пока его команда завтракала. Они помахали нам руками.
— Расскажи, как ты начал плавать, — не отставал Беннистер.
Звукооператор, скорчившись, примостился у моих ног и пытался скормить мне микрофон на длинной штанге.
Беннистер уже настроился уговаривать меня, но вдруг я почувствовал, что могу говорить свободно. Я рассказывал, как Джимми учил меня на старом суденышке, рассказывал, как тайком взял у отца яхту, чтобы обследовать побережье Ла-Манша, описал ту ужасную ночь, когда мне пришлось лавировать на «Сикоракс» от подветренного берега Роше-Дувр, и клянусь, что именно «Сикоракс» спасла меня тогда от этого ада из рифов и ветра. Я никогда бы не рискнул выйти в такой сильный северный штормовой ветер, но я обещал забрать приятеля лейтенанта с Сен-Мало, и «Сикоракс» помогла мне сдержать слово. Должно быть, я говорил с большим воодушевлением, потому что физиономия у Беннистера была явно довольная.
— А когда тебя ранили, — спросил он, — ты верил, что вернешься в море?
— Да
— Но тогда, во время сражения, разве ты не потерял надежду?
— Я плохо соображал в тот момент, — теперь, когда разговор коснулся Фолклендов, я сам чувствовал, что мои ответы стали короткими и вялыми.
— Но что же там было на самом деле, — настаивал Тони, — когда тебя ранили?
— В меня угодила пуля.
Он ободряюще улыбнулся:
— Я понимаю, Ник, но как все это происходило? За что ты получил Крест Виктории?
— Вы хотите пересечь Скерриз? — Кивком я указал вперед, где на мелководье у Старт-Пойнта бурлили приливные волны.
— Крест Виктории, Ник, — подсказывал мне Беннистер.
— Вы хотите пройти по направлению к берегу Скерриз? — повторил я. — Там нам поможет приливное течение.
Беннистер понял, что не сможет заставить меня говорить о медали, и улыбнулся.
— А что ты чувствуешь, — спросил он вместо этого, — вновь попав на судно?
Я заколебался, подбирая нужные слова. Я хотел сказать, что мог бы объяснить это, попав на настоящий корабль, а не на напичканную электроникой игрушку, но это было бы несправедливо, ведь я был счастлив, и мысль об этом заставила меня улыбнуться.
— Стоп! — скомандовал Купер оператору.
— Но я не ответил, — возразил я.
— Ник, улыбка сказала все. — Мэттью взглянул на Анжелу, сидевшую в кормовом кубрике, и кивнул ей, как бы говоря: подопытная собачка сделала все как надо.
Камеру убрали, и Беннистер присел, чтобы прикурить от позолоченной зажигалки.
— Ник, тебе все равно не отвертеться от этих неприятных вопросов.
— В самом деле? — Я дал возможность «Уайлдтреку» идти не по ветру, чтобы повернуть к востоку от неспокойного моря.
— Ты не должен стесняться своей медали. Ведь мы потому и делаем фильм, что ты герой.
— А мне казалось, что мы делаем фильм, потому что твой ублюдок развалил мою яхту.
Он улыбнулся:
— Туше. Но тебе все равно придется рассказывать. Может, не сегодня, но когда-нибудь — обязательно.
Я пожал плечами. На сегодня съемки были закончены, и телевизионщики начали упаковывать свое оборудование, а Мульдер опять встал к штурвалу. Чтобы избежать его компании, я отправился осматривать «Уайлдтрек». Когда я поднимался на борт, меня беспокоило, как бы мои болячки не подвели меня в смысле сохранения равновесия, но обнаружил, что без труда передвигаюсь по палубе. Спина все еще побаливала, но регулярное плавание по утрам в бассейне чудесным образом укрепило мои мышцы и существенно уменьшило дискомфорт. Куда больше меня тревожила правая нога, которая все еще бесконтрольно дрожала, и я запросто мог завалиться как пьяный. Слабость значительно усиливалась, когда я уставал, и этот факт никак не вдохновлял на кругосветное путешествие в одиночку. Но все же уверенность, с которой я перемещался по палубе, вселяла в меня надежду. Я помогал себе, опираясь на поручни и ванты, но даже если бы я не был калекой, я делал бы то же самое.
Я открыл люк, ожидая встретить немыслимую роскошь, но здесь ею пожертвовали в целях уменьшения веса, деньги в основном пошли на навигационное оборудование. Здесь были Лоран, Декка, Сатнав и даже Омега для приема очень низких частот, передаваемых по всему миру. Почему-то я не увидел секстанта.
Каюта в кормовой части, куда вел узкий коридорчик позади центральной каюты, была обставлена богаче, и я понял, что это личные апартаменты Беннистера. Здесь был кондиционер, обогреватель и даже телевизор.