Свисток
Шрифт:
– Как вам угодно, – рассмеялся Дасслер и повернулся к Рюдигеру. – Не может быть и речи о том, чтобы кто-нибудь из «Кельна» не носил мою эмблему. Я не могу допустить исключений. В особенности, если этим исключением хочет быть наш лучший вратарь.
– Вы польстили нам, – ответил мой менеджер, – однако мы остаемся верными «Адидасу». Именно так. Я не вижу выхода и еще вчера по телефону выразил опасение, что этот наш разговор ничего не способен изменить. Хотя мы и рады приветствовать вас в Кельне.
Армии Дасслер улыбнулся, он оставался предупредительным
– Но подождите. Вы же еще не знаете, с чем я пришел.
– Если вы имеете в виду деньги, то это ничего не изменит в нашем решении.
– Деньги – это всего лишь отражение ценности звезды. Тони – крупная звезда. Я хочу быть с ним. Ради «Пумы». Для себя. Это дело чести. Деньги же сами по себе для меня ничего не значат.
Ответа не последовало. Мы молчали.
– Как выражение моей высокой оценки, я предлагаю вам намного больше, чем «Адидас»…И он назвал сумму икс.
Рюдигер и я не верили своим ушам. Мы не могли и помышлять когда-нибудь о таком фантастическом предложении. Дасслер сулил нам целую кучу денег, к тому же изящно преподнося ее как дружеский подарок. Даже у Рюдигера, по-моему, слегка закружилась голова. Он был смущен, ему было неловко огорчать Дасслера отказом. Но он должен был это сделать.
– Невозможно, – с сожалением произнес он. – Никогда и ни при каких условиях. Ведь речь идет о доверии к нам.
На лице Дасслера отразилось глубочайшее разочарование. Но он удивительно владел собой. Подавленные, мы продолжали еще какое-то время сидеть, чувствуя каждый ужасное смущение.
Потом Дасслер проводил нас из отеля, пожелав на прощание всего наилучшего.
Сделав несколько шагов, я простонал:
– Рюдигер, это был последний раз, когда я участвовал в переговорах.
– Почему же?
– Это же бесполезно. Я ведь с самого начала знал, что останусь верным «Адидасу».
– Ну и что? Ты должен видеть, что думают о верности другие.
– Слава богу, что мы выстояли.
– Правильно. Но на то мы и есть настоящие парни, – произнес Рюдигер с радостью в голосе.
Я ощущал себя вымотанным, как после трехдневной тренировки. Однако решения проблемы мы так и не нашли. Оставалось единственное – переход. Вот только в какой клуб?
Я был готов переселиться во Францию, Испанию или Италию. Мы уже установили контакт с парижским клубом «Сен-Жермен». Оставалось ждать, сосредоточиться на тренировках и игре и перейти затем в клуб «Адидаса».
Мог ли кто-нибудь уступить? Откажется ли «Кельн» от своего договора с «Пумой»? Немыслимо. «Пума» отступит от этого контракта? Едва ли. «Адидас» продаст меня «Пуме»? Чего не случается… Последняя гипотеза представлялась мне унизительной. Ждать следовало чего угодно.
Правление клуба сделало мне тем временем заманчивое предложение: благоприятный для меня контракт мог быть продлен с июня 1985-го на 4 года, но при условии, что «Пума» и «Адидас» придут к компромиссу. «У тебя, конечно, есть время, чтобы все это обдумать», – сделал шаг мне навстречу менеджер клуба Михаэль Майер.
Тем временем весь Кельн праздновал карнавал. Почему
Я обсуждал с «Адидасом» новую коллекцию одежды в Герцогенаурахе. На обратном пути зазвонил радиотелефон Рюдигера. Звонила Марлис. Она была совсем растеряна. «По-моему, тут что-то происходит. Но я не знаю что. Постоянно звонят журналисты, чтобы поздравить тебя с новым контрактом. Мне становится не по себе. Что могут означать эти звонки? Они прощупывают почву? Или они в клубе хотят просто смять тебя, используя для этого цвета «Пумы»?»
Я был озадачен. Рюдигер тоже. Быть может, нас хотят поставить перед свершившимся фактом? Было ли карнавальное заседание вечером 11 февраля 1985 года ловушкой? Должен ли я вообще присутствовать там?
«Ты пойдешь, – решил Рюдигер. – Уклоняться – не выход. Кроме того, карнавальное заседание едва ли может быть местом подписания контрактов».
Я надел свой смокинг, как рыцарские доспехи, и отправился в «Сартори», где проходило заседание. Михаэль Майер ожидал меня.
Он торжественно объявил: «Харальд, дело сделано. Всю вторую половину дня мы договаривались с Дасслером. Вайанд и я добились того, что «Пума» дарит тебя клубу. Ты можешь оставаться у «Адидаса».
Возможно ли дарить человека, который никому не принадлежит? Я решил немедленно известить Рюдигера. В кухне отеля отыскал телефон.
– В этом шоу Вайанда – Дасслера участвовать не собираюсь. Я не шут. Даже на карнавале.
– Брось этот цирк, – посоветовал Рюдигер, – уходи оттуда. Сигарета на свежем воздухе – вот что тебе сейчас поможет прийти в себя. Предоставь другим веселиться, но только не позволяй себя провоцировать!
В зале аплодировали моим коллегам. Отныне они становились служащими «Пумы».
Толпа журналистов устремилась ко мне. Я выскользнул наружу. В зале – удрученные лица. «Это месть Тони за то, что мой муж отстранил его тогда от игры с мангеймским «Вельдхоформ», – жена Вайанда попыталась развеять всеобщее смущение. – Мой муж прервал серию Тони».
Это правда, что я по этой причине злился на нашего президента, да и злюсь на него до сих пор.
Осенью 1984 года в интервью агентству ДПА я покритиковал «политику закупок», проводимую «Кельном». Правление клуба в ответ вынесло приговор: «Шумахер отстранен от игры «Кельна» против команды Мангейма». Доктор Уормс, член совета клуба, его адвокат Шефер и я попытались переубедить Петера Вайанда.
В конце концов «адвокатам доброй воли» показалось, что президент сдается. В три часа утра было сказано: «Вайанд ждет тебя ровно в восемь у себя дома – со всем твоим снаряжением». Об этом мне сообщил Шефер.
Значит, проблема снята с повестки? Спустя несколько часов ровно в восемь я стоял перед моим президентом. Он с некоторым смущением посмотрел на меня, а потом выдал: «Тони, я сожалею, но ты не едешь в Мангейм – решение остается в силе!»
Мне казалось, что я ослышался, я готов был вот-вот взорваться. Удрученный Вайанд стоял передо мной.