Свитки из пепла

Полян Павел Маркович

Поначалу, заметим, – около года с лишним, – концлагерь Аушвиц ничем зловещим среди других аналогичных заведений СС не выделялся. Верится с трудом, но до осени 1941 года никаких массовых убийств здесь еще не было, и самую первую партию обреченных на смерть жертв даже пришлось отсюда вывозить!

Это произошло 28 июля 1941 года, когда транспорт с 575 неизлечимо больными узниками-поляками был отправлен в ПирнуЗонненштайн. Этот городок под Дрезденом был одним из центров так называемой «Акции Т-4», или, если воспользоваться нацистским эвфемизмом, «эвтаназии». Все 575 человек были подвергнуты там газации, их тела – кремированию, а их родственники получили липовые свидетельства о смерти¹⁴.

С этих нескольких сот поляков и с этого момента,

в сущности, и начала свой отсчет история Аушвица-Биркенау как лагеря смерти. Продолжение – в лице тысяч советских военнопленных и сотен тысяч евреев – не заставило себя долго ждать.

Аушвиц стал едва ли не единственным из лагерей, что столь успешно совмещал свою функцию концлагеря с иной ипостасью, административно нигде не зафиксированной, хотя, в сущности, и основной – с миссией отрешения евреев – ВСЕХ евреев – от жизни. Кроме Аушвица и Люблина-Майданека, в эту небольшую, но необычайно действенную смертоносную сеть входили еще четыре временных лагеря смерти: Хелмно (Кулмхоф), Треблинка, Белжец и Собибор¹⁵. Седьмым правомерно считать и концлагерь Штутгоф, но только начиная с июня 1944 года, когда имевшуюся в нем газовую камеру перепрофилировали с дезинфекции имущества на уничтожение людей¹⁶.

Но Аушвиц-Биркенау выделялся отныне на любом фоне. И он не слишком стыдился или таился – этот лагерь в лагере, эта его фабрика смерти! Это двери его газовен втягивали в свое драконово чрево шевелящиеся ленты еще дышащих очередей, тянущиеся от рампы; это зарева его костров и трубы его крематориев дымились или светились пламенем и днем, и ночью, и никакая рощица вдоль дальней кромки огромного лагеря не могла заслонить собой эти жуткие отблески или защитить от сладковато-тошнотворного запаха горелого человеческого мяса. Через таинство селекции проходили все – и те, и эти. И когда трудоспособные и пока живые счастливчики из заурядного концлагеря – в полосатых робах и с вытатуированными номерами – наконец догадывались о связи всех этих явлений, то больше уже не спрашивали о судьбе своих близких, с которыми они распростились на рампе не на время, а навсегда…

3

Общее количество эфемерных узников этого второго – незримого – лагеря насчитывало, согласно Ф. Пиперу, 880 тыс. чел. Подавляющее их большинство – 98 % – евреи, остальные 2 % приходятся на советских военнопленных, поляков, а также на неустановленных узников других концлагерей, привезенных в Аушвиц все с тою же гуманной целью – в видах экономного умерщвления.

Или же умерщвления экспериментального. Собственно говоря, экспериментами поначалу были и сами селекция и газация: именно с опыта двух тысяч советских военнопленных, – а вернее, с опыта над двумя тысячами советских военнопленных, – все и началось.

Их привезли в концлагерь Аушвиц в начале сентября 1941 года (а возможно, что несколько сотен поступили и погибли, как кролики, еще в августе). Привезли из окрестных шталагов¹⁷, где незадолго до этого их тоже подвергли селекции и вывели-таки на чистую воду – разоблачили как политруков или как евреев. На территории рейха в шталагах их расстреливать не полагалось, вот и везли их в точном соответствии с «Боевыми приказами» начальника РСХА Гейдриха в их последний путь – в специально отведенные для этого места. Расстрелять их никогда не поздно, но не лучше ли принести их в жертву во имя науки – науки, определенно центральной в этом рейхе, – науки убивать людей?

История советских военнопленных в концлагере СС для военнопленных Аушвиц делится на легендарную, основанную главным образом на устной истории, и на документированную, ведущую свой отсчет от 6

октября 1941 года, когда на них впервые была заведена отдельная картотека.

Отсчет легендарной истории начинается чуть ли не тремя месяцами раньше – с середины июля. Именно тогда, по сообщению узника Казимира Смолена, в Аушвиц прибыл первый транспорт с советскими военнопленными¹⁸. Это же подтверждал и комендант лагеря Рудольф Хесс, уточнивший, что они прибывали небольшими партиями из лагерей в близлежащих областях – вокруг Бреслау, Троппау и Катовица¹⁹. Житель Варшавы З. Барановский сообщил ЧГК, что первая партия советских военнопленных – около 400 человек – прибыла в Аушвиц 13 августа 1941 года и сразу же, без регистрации, была помещена в так называемый бункер – штрафной блок № 11, откуда их водили на работу в щебеночный карьер²⁰.

Более вероятно, что первая партия военнопленных поступила в лагерь не ранее второй половины августа. Ибо только 14 августа был издан «Организационный приказ ОКВ № 40 об организации лагерей для военнопленных в Рейхе», в соответствии с которым в VIII Военном округе были созданы два шталага на территориях бывших стрельбищ – № 308 в Нойхаммере близ Бреслау и № 318 в Ламсдорфе близ Оппельна. Именно из них шло потом в концлагерь большинство зарегистрированных эшелонов.

Но когда бы первая партия советских военнопленных ни прибыла, состояла она из обреченных на смерть комиссаров и евреев, выловленных бдительным СД и направленных в Аушвиц, собственно говоря, на казнь. Для этого имелось два расстрельных места – или в щебеночном карьере, или у так называемой «стены смерти» во дворе самого страшного из блоков основного лагеря – одиннадцатого (так называемого Бункера).

Но вскоре от траты пуль отказались – после того как заместитель Хесса шутцхафтлагерфюрер и гауптштурмфюрер СС Карл Фритцш революционизировал процесс казни. Именно он предложил поэкспериментировать с газами-инсектицидами и, в частности, с гидрогенцианидом – «Циклоном Б», разработанным для уничтожения вредителей на полях и в изобилии складированном в Аушвице²¹.

Всего таких экспериментов было как минимум три, и все они упоминаются в воспоминаниях Р. Хесса, а по отдельности – и в других источниках. Самый первый пришелся на то время в конце августа, когда Хесса вызвали в Берлин на совещание у Эйхмана. На совещании обсуждались вопросы логистики того грядущего нового, что сделает Аушвиц на весь мир знаменитым местом – эпицентром уничтожения евреев!

В отсутствие шефа его заместитель, шутцхафтлагерфюрер Карл Фритцш был занят тем же, чем и Хесс в Берлине, а именно логистикой Холокоста. В порядке эксперимента он испробовал наличествовавшие инсектициды на «живых кроликах» – советских военнопленных²². И произошло это, по-видимому, в конце августа, в так называемом Monopol-Geb"aude²³, в трехэтажном здании, обособленно стоявшем примерно в километре от лагеря (на полпути к вокзалу) и расположенном возле щебеночного карьера. Так это или не так, но именно в это время впервые сошлись все главные предпосылки для такого экспериментирования – наличие а) помещения, б) самого яда и в) смертниковжертв, о числе которых ничего не известно.

О втором эксперименте известно гораздо больше – и не от одного Хесса. Состоялся он 3 сентября 1941 года и унес жизни 860 человек – 600 советских военнопленных²⁴, 250 польских больных или инвалидов и 10 польских штрафников, коллективно осужденных за побег узника Яна Новачека 1 сентября²⁵.

К эксперименту явно готовились заранее: в книге регистрации поступающих в бункер – ни одной записи о приеме кого-либо в интервале между 31 августа и 5 сентября²⁶. Вечером 3 сентября, в послерабочее время, во всем лагере была объявлена «шперра» – строжайший, под страхом смерти, запрет на выход из жилых блоков²⁷.