Свиток Всевластия
Шрифт:
На следующий день после исчезновения лакея д’Эрикур зашел в кафе «Валуа». С собой он захватил портрет Паскаля, сделанный собственноручно два года назад, в период недолгого увлечения рисованием. Одна из служительниц, несмотря на обилие посетителей, опознала слугу по портрету. Да, Паскаль здесь был вчера. Он встретился с одним человеком. Какое-то время они беседовали, а потом разошлись. Нет, не вместе. Куда? Ну откуда ж ей знать-то!
Конечно, слуги были для д’Эрикура всего лишь слугами, и на вакантное место уже через несколько дней наняли нового человека. Кроме того, исчезая, Паскаль ничего не украл и даже не затребовал расчета за первую половину месяца. Казалось бы – забудь и живи дальше… Но нет!
Дела с невестой тоже шли не очень. Опекун по-прежнему был против свадьбы. Его отношения с племянницей перешли в состояние вялотекущей войны, конца которой не предвиделось. Нанести визит в дом Жерминьяков по-прежнему не представлялось возможным. Софи постоянно писала виконту письма, объяснялась в любви, демонстрировала свое вольнодумство, назначала тайные встречи, требовала похитить ее, чтобы обвенчаться и насолить опекуну… Д’Эрикур колебался. Эта девица все больше его раздражала. Он уже сам не знал, хочет жениться или не хочет. Софи без имущества, без инкрустированной раковинами шкатулки была ему не нужна. А со шкатулкой? Последнее время виконт начал задумываться, не будет ли женитьба на такой девушке, как мадемуазель де Жерминьяк, слишком большой платой за мировое господство…
Словом, пока то да се, виконт совершенно забыл о главном светском событии – открытии Генеральных Штатов. Пропустить такое, конечно, было нельзя. Утром 3 мая д’Эрикур выехал из Парижа и к вечеру был в Версале. Что тут творилось! Народу на улицах была уйма. Количество экипажей на дорогах превышало все разумные пределы: дошло до того, что и проехать стало невозможно. Все свободные комнаты, квартиры и дома были сданы. В гостиницах не было мест. Естественно! Виданное ли дело – разместить тысячу двести человек депутатов, да еще и массу зевак! Единственное, что д’Эрикуру удалось вытребовать, была койка с клопами на втором этаже захудалого трактира, причем по невероятной цене. Мало того, что виконту пришлось спать на соломе! Его поселили – неслыханно! – в одной комнате с собственными кучером и лакеем да двумя какими-то адвокатишками из Парижа. Эта прибывшая поглядеть на историческое событие комичная парочка – один толстый, высоченный, со зверской мордой, второй щуплый, маленький, недокормленный – оказалась на удивление дерзкой. Полночи адвокаты обсуждали какие-то политические вопросы, словно это было их ума дело, а когда виконт приказал обнаглевшим простолюдинам заткнуться, имели смелость не послушаться. За тонкой стенкой непрерывно плакал ребенок: там поселилось семейство какого-то депутата из Оверни, прибывшее вместе со своим главой, дабы утешать народного представителя в минуты скорби и в случае необходимости быстро заштопать ему чулки.
На следующий день было запланировано шествие депутатов вместе с Его Величеством от церкви Святого Людовика к церкви Богоматери, где им надлежало прослушать проповедь. Вся дорога от первого места до второго была забита людьми. Народ сидел на деревьях, на крышах, фонарных столбах и афишных тумбах. Д’Эрикур так бы и не увидел ничего, если б ему случайно не повстречалась одна из бывших любовниц, которая за неделю арендовала окно в удобно расположенном здании и пригласила виконта к себе. Так, бок о бок с прежней дамой сердца, с третьего этажа какого-то доходного дома, населенного приказчиками и писарями, наблюдал д’Эрикур процессию депутатов, созванных со всех концов Франции, дабы изменить ее навсегда… или просто принять новые налоги и разойтись.
На фоне богатых епитрахилей духовенства и расшитых шелком кафтанов аристократии монашески-черная униформа депутатов третьего сословия особенно бросалась в глаза, делая их похожими на трудолюбивых, мелких и одинаковых муравьев. Д’Эрикур пытался разглядеть в этой бесконечной процессии графа де Мирабо, избранного в качестве представителя провансальского простонародья, но так и не сумел. Спросить у дамы было невозможно: все то время, что процессия проходила под их окном, бывшая любовница виконта не прекращала хлопать в ладоши и оглашать окрестности таким радостным и громким криком, какового д’Эрикур не добивался от нее даже в счастливейшие мгновения их романа. Кричал весь дом, вся улица, весь квартал. Казалось, что весь Версаль, ставший едва ли не многолюднее, чем Париж, слился в едином приветствии депутатам.
На следующий день везение покинуло д’Эрикура. На первое заседание Генеральных Штатов он так и не попал. Приходилось довольствоваться теперь впечатлениями депутатов, которыми они охотно делились.
– И все же, господа, будет голосование посословным или же поголовным? – спрашивали в гостиной.
– Думаю, поголовным! Зачем иначе третьему сословию дали двойное представительство?! Согнали шестьсот человек простолюдинов, чтобы наделить их одним-единственным голосом?
– Третье сословие, третье сословие! Последнее время только о нем и слышишь! Как будто оно главное в этом собрании!
– Вот именно! Нужно голосовать посословно, как это всегда было! Нечего выдумывать всякие новшества! Один голос – духовенство, один – дворянство, один…
– Да нет же! Наоборот, в интересах дворян, чтобы голосование было поголовным! Каждый сможет выразить свое мнение! Или вы думаете, что у меня и у какого-нибудь дремучего обитателя заросшего мхом замка из Гаскони – одни взгляды?!
– Но если у каждого депутата, независимо от сословия, будет голос… не сделает ли это представителей третьего сословия слишком дерзкими?..
– Но права человека!..
– Права правами, а все-таки дворянин – это дворянин. И всегда останется дворянином. А чернь – это чернь!
– Правильно! Мещане должны помнить, кто они такие!
– Господа, господа, что я слышу?! Да третье сословие и так кругом унижено! Вспомните эти мрачные одеяния, как у хирургов! А то, что нас с вами впускали в зал через главный вход, а третье сословие – через черный?!
– И правильно делали!
– Послушать вас, так получается, что вы вовсе и не маркиз! Говорите, как какой-нибудь нотариус!
– Или еще хуже…
– Как аббат Сийес!
– А что?! Он все правильно написал!
– Да-да! Третье сословие хочет стать чем-то!
– Но, черт побери, господа! Вы говорите, как те поденщики, которые сожгли неделю назад дома фабрикантов Ревейона и Анрио!
– Этим просвещенным людям досталось за то, что они призывали понизить цены на хлеб…
– …а чернь, как всегда, поняла все наоборот!
– Но это же совершенно другое дело!
– Мы говорим о депутатах, а не о всяком бесштанном люде!
– И все-таки историю с Ревейоном стоит иметь в виду!
– Это уж точно! Какие бы спасительные для государства замыслы мы ни лелеяли, чернь всегда может взбунтоваться и все испортить!
– Генеральные Штаты должны поторопиться!
– Генеральные Штаты должны совершить революцию! – заявил д’Эрикур. – Пока чернь не оголодала и не испортила все своим глупым восстанием!
Половина гостиной зааплодировала:
– Браво, браво, виконт!
– Сказано превосходно!
– Какой вы непримиримый!