Свиток желаний
Шрифт:
– Через три месяца! – выпалил Цюрюпов.
– Вот тогда и приходите. И смотрите, чтобы больше не было задержек с кожами. Еще одно оправдание, что не было крыс, и…
Цюрюпов льстиво закивал.
– На прежних условиях арендочку-то?.. гьи… Уж я вас отблагодарю! Если там чего по моей части… Чучельце там из кого…
Улита отмахнулась.
– Не надо. Обойдусь как-нибудь. Я сама чучело, – сказала она.
Таксидермист на всякий случай не стал улыбаться и говорить «гьи-гьи».
– А что за условия-то? – с любопытством спросил Мефодий у Цюрюпова.
– Какие условия?
– Ну
Таксидермист с мольбой посмотрел на Улиту, но, не получив от нее никакой помощи, понес совершенную околесицу:
– Вы уж там в договорчике сами посмотрите, – сказал он под конец и, поспешно отступив к дохлой кошке, отгородился ею от окружающего мира.
В машине Улита расхохоталась. Мефодий не уставал поражаться перепадам настроения ведьмы: пару дней назад после ссоры с одним джинном автомобиль буквально сотрясался от ее рыданий, а сейчас он точно так же сотрясался от хохота.
– Ну и сконфузил ты его своим вопросом! Ты видел его рожу? – спросила ведьма сквозь смех.
– Ага. А чего он так перекосился?
– Зубные щетки, – с трудом выговорила Улита.
– Что за щетки?
– Ты что, глупый совсем? – удивилась Улита. – Знаешь, за что Цюрюпов заложил эйдос? Раз в месяц он получает посылку, аккуратненькую такую, а в посылке угадай что? Старые зубные щетки знаменитых актрис, спортсменок и так далее. В прошлый раз были, по-моему, щетки французской певицы Пуржет де Фарс и русской теннисистки Кати Сыроежкиной.
Мефодий покачал головой. Он успел уже слегка поднатореть в делах Канцелярии Тартара и представлял, сколько переписки и волокиты нужно, чтобы каждый раз пробивать требуемое. Если таксидермист срочно не возьмется за ум, на том свете ему будет предъявлен немаленький счет.
– Отдел снабжения, наверное, все валит на отдел почтовых пересылок, отдел почтовых пересылок – на курьеров, курьеры – на комитет по земным делам, те на иностранный отдел, иностранный отдел на службу суккубов, а суккубы небось снова на отдел снабжения. Помнишь, нам для одного арендателя нужны были рваные бутсы нападающего аргентинской сборной? Я две недели с Канцелярией переругивался, пока их выкрали, – сказал он.
– Эй, Буслаев, Буслаев! Тот был важный тип, политик, сюрприз хотел шефу сделать, а это обычный таксидермист! Отдел снабжения и возиться бы с ним не стал! Он промариновал бы заказ семьдесят лет, пока эта Пуржет не отбросила бы копыта, а потом послал бы мотивированный вежливый ответ о невозможности выполнения заказа в связи с тем, что абонент недоступен.
Мефодий недоуменно моргнул.
– А откуда тогда щетки?
– Здрасьте-досвидания! А мозги нам на что? Под видом щетки Сыроежкиной он получил чью-то старую щетку с помойки – уж не знаю чью, а вместо щетки Пуржет Грызианка Припятская прислала личную щетку Вия. Конечно, мне тоже морока, зато забавно-то как! За какую ерунду человек с эйдосом готов расстаться! И ведь не он один.
И Улита снова расхохоталась, да так, что треснуло лобовое стекло, а Мамая едва не вышвырнуло с водительского сиденья.
– Эй, осторожнее! Ты это прекращай! Хаврон всегда говорил: если хочешь куда-нибудь доехать, не трогай водителя за нос и коробку передач, – предупредил Мефодий.
– Умничка твой Хаврон! Правильно мыслит! Познакомь меня как-нибудь с ним! – умилилась Улита.
– Не-а. Эдька вредный и жадный, лучше с ним не связывайся.
– Ничего. Меня это не смущает. Я девушка обеспеченная. У меня вон машина с личным шофером. Правда, Мамай? – сказала Улита.
Личный шофер, по совместительству хан Золотой Орды, сердито зарычал, вцепившись в руль, как бульдог в кость.
– Молчание – знак согласия, – воодушевилась Улита. – Ладно, ханчик, поехали! Чего стоим, кого ждем? Мы что, записались на черепашьи гонки?
Взбешенный Мамай стартовал так стремительно, что попавшаяся ему на пути урна пробила витрину в магазине. Одновременно декоративная решетка, прикрывавшая корни одного из многострадальных московских деревьев, подброшенная пробуксовавшим колесом, ударилась в стену дома и, отрикошетив точно в лобовое стекло «Роллс-Ройса», доделала то, что начала еще Улита своим ультразвуковым смехом. Край решетки остановился всего в каком-то полуметре от головы Мефа. Мамай, пыхтя, вышиб треснувшее стекло ногами и, отшвырнув решетку, вновь тяжело плюхнулся на сиденье.
– Эй, хан, ты вообще зрячий или как? Если с синьором помидором что случится, пока его эйдос не у мрака, с Арея спустят семь шкур! А меня так вообще живой закопают! – вспылила Улита.
Мефодий напрягся. Ему почудилось, что сейчас перед ним на мгновение приоткрылся занавес, но так быстро, что он не успел разглядеть, что на сцене.
– Почему? Почему с вами все это сделают? – быстро спросил он, но Улита уже спохватилась, что сгоряча сболтнула лишнего.
– Ты же у нас ценный кадр! Трудяга, молодой специалист! – неопределенно протянула она и вдруг, глядя на дорогу, завизжала: – Собака, Мамай, собака!
Лохматая дворняга со свалявшейся шерстью, полной репьев, возникла настолько кстати для Улиты, что Мефодий не усомнился: ведьма сама же и телепортировала ее на дорогу, чтобы избежать нежелательного для нее разговора.
Хан заулюлюкал. В его воспаленном, не дружившем с логикой мозгу при виде собаки замаячила серая волчья спина, петлявшая по полю, и сам он – потный, молодой, страстно визжащий, свесившийся с конской спины и уже занесший нагайку.
– Ату ее, ату, Мамай! – закричала Улита.
Погнавшись за дворнягой, которую ему во что бы то ни стало захотелось переехать, хан круто вывернул руль и оказался на пустой длинной улице. Это был заводской квартал с бетонными заборами, тянущимися по обе стороны дороги. Следом за ними в тот же проезд свернул и синий японский микроавтобус. Ни Улита, ни Мефодий не обратили на него внимания. Вцепившись в руль, как в поводья, Мамай мчался за петлявшим псом и почти нагнал его, когда дворняга, сориентировавшись, нырнула под бетонный забор.
Ветер, которому не мешало лобовое стекло, сердито бросил Мефодию в лицо горсть уличной пыли. Мефодий закашлялся. Хан резко затормозил и, выскочив из машины, заскрежетал зубами. Его горячая натура, еще больше раскалившаяся в недрах Тартара, не желала мириться с поражением. Ведьма сочувственно захлопала ресницами, и сразу же, точно по заказу, тот же лохматый пес выскочил на дорогу – только уже с противоположной стороны.