Свобода
Шрифт:
Должно быть, в какой-то момент он отключился, потому что, когда в 3:40 зазвонил будильник, Уолтер почувствовал себя насильственно возвращенным к реальности. Ровно в четыре в дверь постучала Лалита, свежая и бодрая, в джинсах и туристических ботинках.
— Я ужасно себя чувствую, — призналась она. — А вы?
— Тоже. Но вы по крайней мере хорошо выглядите, в отличие от меня.
Ночью дождь прекратился, сменившись густым, душным, влажным туманом. За завтраком, в шоферской забегаловке через дорогу от отеля, Уолтер рассказал Лалите о письме от Дэна Кейпервилла из «Таймс».
— Хотите вернуться домой? — спросила девушка. — И провести конференцию завтра утром?
— Я сказал
— Вы можете сказать, что передумали. Просто разделайтесь с ней побыстрее, чтобы освободить выходные.
Но Уолтер был настолько измучен, что не мог даже помыслить о конференции на следующее утро. Он сидел и молча страдал, пока Лалита делала то, на что у него вчера не хватило смелости, — читала статью в «Таймс» на своем блэкберри.
— Всего двенадцать абзацев, — сказала она. — Не так уж страшно.
— Возможно, именно поэтому все ее прозевали, и меня просветила собственная жена.
— Значит, вчера вы с ней говорили?
Лалита, несомненно, вложила в эти слова некий скрытый смысл, но Уолтер слишком устал для догадок.
— Я пытаюсь понять, кто именно проболтался, — сказал он. — И много ли наговорил.
— Может быть, это была ваша жена?
— Ну да. — Он засмеялся, а потом увидел пристальный взгляд Лалиты. — Она бы такого не сделала. Ей наплевать.
— Хм… — Лалита откусила кусочек оладьи и с тем же напряженным выражением обвела глазами закусочную. Разумеется, у нее были причины сердиться на Патти — и на Уолтера. Она чувствовала себя отвергнутой и одинокой. Он впервые ощутил нечто вроде холодности, исходящей от Лалиты, и испугался. То, чего он никогда не мог понять в мужчинах, оказавшихся в сходном положении, сколько бы книг Уолтер ни читал и сколько бы фильмов ни смотрел, вдруг стало яснее ясного: невозможно ожидать искренней любви, не отплатив тем же. Просто быть хорошим недостаточно.
— Я хочу собрать вас всех в выходные, — сказал он. — Если посвятить два дня работе над проблемой перенаселения, то в понедельник я сумею пережить что угодно.
Лалита доела оладьи, не говоря ни слова. Уолтер заставил себя проглотить завтрак, и они вышли в утренний сумрак. Устроившись во взятой напрокат машине, девушка поправила сиденье и зеркала. Когда она потянулась за ремнем безопасности, Уолтер неловко коснулся рукой ее шеи и притянул Лалиту к себе, так что они взглянули друг другу в глаза в свете придорожного фонаря.
— Я не продержусь без вас и пяти минут, — сказал Уолтер. — Даже меньше. Понимаете?
После секундного размышления она кивнула, а потом, оставив ремень безопасности, положила руки ему на плечи, торжественно поцеловала его и отстранилась, чтобы полюбоваться эффектом. Уолтер решил, что сделал максимум возможного и ни за что не пойдет дальше. Он просто ждал, а Лалита, по-детски нахмурившись, сняла очки, положила их на приборную доску, взяла Уолтера руками за голову и прижалась к его носу своим маленьким носиком. Он на мгновение испугался того, как похожи они с Патти — если рассматривать вблизи, — но тут же закрыл глаза и поцеловал девушку. Теперь Лалиту уже невозможно было ни с кем спутать. Пухлые губы, сладкие, точно персик, горячая голова под шелковистыми волосами. Уолтер мучительно размышлял, не преступно ли целоваться с такой молоденькой девушкой. Ее юность казалась такой хрупкой в его руках, что он испытал облегчение, когда Лалита отодвинулась и вновь взглянула на него сияющими глазами. Он чувствовал, что настало время для слов благодарности, но все не мог оторвать от нее взгляда, и Лалита, очевидно, сочла это приглашением перебраться через рычаг переключения передач и неуклюже оседлать Уолтера, чтобы он мог обнять ее всю. Внезапная агрессия
— В чем дело? — спросила Лалита.
— Пожалуйста, не торопись.
— Не буду торопиться, хорошо, — сказала она, целуя его заплаканные щеки и вытирая слезы нежными пальцами. — Уолтер, тебе грустно?
— Нет, детка, наоборот.
— Просто разреши мне любить тебя.
— Ладно.
— Правда?
— Да, — не переставая плакать, сказал он. — Но давай все-таки поедем.
— Еще минуту.
Она коснулась языком его губ, и Уолтер открыл рот, впуская ее внутрь. Губы Лалиты желали Уолтера сильнее, чем все тело Патти. Плечи под тонкой тканью, когда Уолтер сжал их, показались такими худыми — никаких мышц — и очень гибкими. Лалита выпрямилась и буквально набросилась на него, толкнувшись бедрами ему в грудь. Уолтер был к этому не готов. Теперь он стоял ближе к пропасти, но все еще не мог полностью уступить. Причинами вчерашнего упорства были не просто принципы или некое табу, и плакал он не только от радости.
Ощутив это, Лалита отстранилась и взглянула Уолтеру в лицо, а потом, отвечая на увиденное, вновь перебралась на водительское сиденье и посмотрела на Уолтера издалека. Теперь, отпугнув ее, он немедленно пожелал Лалиту вновь, но у него возникло смутное воспоминание из того, что он слышал и читал о людях в сходном положении, — что это и есть самое ужасное, это и называется обманывать девушку. Некоторое время Уолтер сидел в неподвижном лиловом свете фонаря, прислушиваясь к шуму грузовиков на шоссе.
— Прости, — наконец сказал он. — Я пытаюсь понять, как жить дальше.
— Ничего страшного, у тебя есть некоторое время.
Он кивнул, не преминув обратить внимание на слово «некоторое».
— Можно задать вопрос? — спросила Лалита.
— Хоть миллион.
— Всего один. Как тебе кажется, ты мог бы полюбить меня?
Он улыбнулся.
— Да, мне это определенно кажется.
— Вот и все, что я хотела услышать. — Лалита включила зажигание.
Небо за пеленой тумана начало синеть. Лалита выбралась из Бекли какими-то закоулками, на безумной скорости, а Уолтер смотрел в окно и старался не думать о том, что с ним происходит. Он старался привыкнуть к состоянию свободного падения. Сидя в машине, трудно было догадаться, что аппалачские лиственные леса входят в число мест, отличающихся максимальным биоразнообразием, и что в них столько различных деревьев, цветов и водных существ, сколько не снилось ни равнинам, ни побережьям. Земля перехитрила сама себя — холмистый ландшафт и богатство природных ресурсов положили конец эгалитаризму фермеров эпохи Джефферсона. На смену им пришли богатые чужаки, а местные жители и наемные рабочие оказались оттеснены на самый край — пусть валят лес, работают в шахтах, отчаянно пытаются сводить концы с концами в доиндустриальных (и постиндустриальных) условиях на клочках оставшейся земли. Пусть, побуждаемые тем же взаимным притяжением, которое охватило Уолтера и Лалиту, заселяют эти клочки сверх всякой меры, так что три поколения в одной семье буквально сидят друг у друга на голове. Западная Вирджиния была чем-то вроде банановой республики в пределах Америки — местные Конго, Гайана, Гондурас. Летом эти края были весьма живописны, но теперь, когда деревья стояли голыми, проезжий видел лишь скудные, забросанные камнями пастбища, тощий молодой подлесок, изрытые склоны холмов, запруженные реки, убогие сараи, облупленные дома, трейлеры в окружении мусорных куч и разбитые проселочные дороги, ведущие в никуда.