Свободен для любви
Шрифт:
— Послушай, — вдруг спохватился я. — Надеюсь, ты не участвуешь в какой-нибудь афере? Я имею в виду фальшивые дипломы, подпольные аборты или что-нибудь еще в этом же роде.
Гримсдайк болезненно скривился:
— За кого ты меня принимаешь, старичок? Мои самые крупные аферы никогда не выходили за пределы экзаменационной аудитории. Нет, старичок, тут все просто. Так и быть, раскрою тебе тайну. Благодаря старым фамильным связям я устроился на выгодную должность. Личным врачом самой леди Хоукинс — вдовы того самого деятеля, который прибрал к рукам пол-Йоханнесбурга и долгое время добывал едва ли не половину мирового золота. Старушенция
— Ты что, альфонсом, что ли, заделался? — ухмыльнулся я. — Врачом-жиголо?
Гримсдайк гневно стукнул стаканом об стол.
— Я твои долги оплачиваю, а ты…
— Прости, старина, — улыбнулся я. — Но сам признай: что бы ты подумал на моем месте? Тем более что до сих пор репутации сэра Галахада за тобой не водилось.
— Послушай, леди Хоукинс уже девяносто четыре! — взорвался Гримсдайк. — К тому же она совершенно чокнутая. Счастье только, что она, как и моя покойная бабуля, совершенно помешана на врачах. Мне достаточно только прохрюкать что-нибудь о чудесах современной медицины, почерпнутое из «Ридерз дайджест», и она уже счастлива. Непонятные термины приводят ее в телячий восторг. А про какие-нибудь изотопы или гастроскопы она знает больше нас с тобой. Жаль, что бедняга на ладан дышит. Того и гляди ноги протянет.
— Но тогда ты останешься без работы.
— И да, и нет. Мне уже рассказали, что старуха завещала мне кругленькую сумму. Представляешь, старик, — тысячи фунтов, свободных от налогообложения, как выигрыш в лотерею! И вот тут-то в игру вступаешь ты. Махнем куда-нибудь на Багамы и откроем маленькую частную клинику для усталых газетных магнатов, кинозвезд и так далее. Ты со своим парк-лейнским шиком станешь принимать клиентов, а я возьму на себя все организационные хлопоты. Согласись, старичок, денежки я считать умею, хотя и аппендикс от аденоидов пока еще отличаю. Что скажешь?
— А что я могу сказать? — пожал плечами я. — Ведь все это так внезапно…
— Обдумай, время есть. Ты собираешься в следующем месяце прийти на вечер встреч в больницу?
Я молча кивнул.
— Тогда вернемся к этому разговору там. Только не думай, что я призываю тебя пировать на награбленные богатства. Я обхаживаю старушку по высшему классу, а при малейшей необходимости вызываю самых лучших специалистов. Да и вообще многие люди завещают деньги своим докторам, — добавил Гримсдайк. — Еще выпьем?
Я помотал головой:
— Нет, мне еще кое-каких пациентов надо посетить. А я уже твердо уразумел: стоит им только разок унюхать алкогольные пары, и тут же распространится слух, что доктор пьет как лошадь.
— Вот, возьми. — Гримсдайк протянул мне таблетки. — Хлорофилл устраняет все неприятные запахи. Никакой пациент или даже легавый не учует.
— Это заблуждение. Наши козы жрут хлорофилл целыми днями, а вот козла ты давно не нюхал?
Традиционный вечер встреч в больнице Святого Суизина состоялся, как всегда, в Мавританском зале ресторана неподалеку от Пиккадилли-сёркус. Большинство выпускников ожидали его с таким же нетерпением, как обитатели сиротского приюта — Рождества. Дело в том, что почти все выпускники работали практикующими врачами в разных уголках Англии, и случись так, что их заметили бы за рюмкой в местном пабе или даже в гольф-клубе, позорное разоблачение и увольнение были бы неизбежны.
Мы уговорились с Гримсдайком встретиться за час до начала в баре «Пиккадилли». Гримсдайк заявился в новехоньком, с иголочки, смокинге с алой гвоздикой в петлице. Он курил сигару и выглядел как огурчик.
— Ну что, старичок? — весело спросил он. — Каков твой положительный ответ?
— Я очень тщательно взвесил твое предложение, — сказал я. — Должен признать, сам замысел меня немного страшит, однако мои личные обстоятельства складываются сейчас так, что профессиональное будущее в Англии представляется мне отнюдь не безоблачным… Словом, я решил ехать с тобой.
— Молодчина!
— Меня тревожит лишь одно, — признался я. — Твоя пациентка вполне способна разменять вторую сотню лет, а к тому времени наверняка поймет, что ты просто беспринципный пройдоха, и тогда…
— Ты что, ничего не слышал, старичок? — прервал меня Гримсдайк. — Старая перечница окочурилась на прошлой неделе. Чертовски жаль, конечно, но ведь и девяносто четыре, согласись, вполне приличное достижение. А теперь взгляни… — Он извлек из кармана письмо с подписью нотариуса, напечатанное на гербовой бумаге. — Сегодня утром пришло. Десять тысяч мне отвалила! Десять тысяч фунтов! Представляешь? И все — твоему покорному слуге. Можешь сейчас не читать, там столько юридических закорючек — сам черт ногу сломит. Возьми с собой, на досуге развлечешься. Эй, бармен! Шампанского, самого лучшего!
В ресторан мы прибыли в наипрекраснейшем расположении духа. Огромный Византийский зал, накрытый для фуршета, был битком набит почтенного вида джентльменами в смокингах; все пили наперегонки. Ежегодное сборище подчинялось давно установленным правилам, и в восемь часов сам декан взгромоздился на стол и возвестил, что ужинать подано. Это послужило сигналом для толпы, и со всех сторон послышались пьяные возгласы:
— Лимерик! Лимерик!
Декан прокашлялся и послушно продекламировал сочным, хорошо поставленным голосом:
Э-э… Жил-был старичок из Маньчжурии,
Который страдал от дизурии,
Старый гуляка-шкипер
Не только схватил триппер,
Но и женился на фурии.
От хохота едва не рухнули стены.
Затем толпа рванула в Мавританский зал. Мы с Гримсдайком и нашими старыми приятелями Тони Бенскином и Хрюком Ивансом расположились за одним столом с мистером Хьюбертом Кембриджем, самым блестящим хирургом в Святом Суизине, прославившимся своей эксцентричностью. Пока официант, страдающий хроническим синуситом и кашлем, разливал суп, Гримсдайк щедрым жестом заказал всей нашей пятерке шампанского.
— Неужели вы можете себе такое позволить, друг мой? — вопросил мистер Кембридж. — Уверяю вас, с меня вполне хватило бы эля.
— Сэр, — величественно произнес Гримсдайк, — это всего лишь скромный знак нашей признательности за честь, которую вы оказали нам, делясь своими знаниями. Не пройдет и часа, как шампанское превратится в воду и двуокись углерода, тогда как полученные от вас знания сохранятся у нас до конца наших дней.
— Надо же, а декан еще смеет утверждать, что наши студенты деградируют! — воскликнул мистер Кембридж, потирая сухонькие ладошки. — Скажите мне, о достойнейшие молодые люди, как вас зовут?