Свободное время
Шрифт:
Женщина (в их воображении). Верно, верно.
Официантка (в их воображении). Ведь прежде чем рассуждать про конфиденциальность и неразглашение личной информации, надо думать, уместно ли все это вообще в семейном ресторане, подходящая ли тут обстановка — разве не так, если по-настоящему?
Женщина (в их воображении). Конечно, конечно.
Официантка (в их воображении). Ну вот я им и сказала, что семейный ресторан сокращенно “Фами-рэс”, и “Фами-” — это от слова “фамилия”.
Женщина (в их воображении). Конечно, конечно, и надо было сказать, что “ре-с” — это от репы. (Почему? Потому что “рэмон” по-японски. Поскольку все равно абсурд — заменим на репу.)
Официантка (в
Адзума. Как ни посмотришь на эту Сайто, вечно она с каким-то отсутствующим видом стоит в проходе, уставившись в окно.
Судзуки. Я думаю, ей бы тоже пошла прическа “афро”, хотя кто знает…
Судзуки. Смотри-ка, я прежде думал, что та девчонка с “афро” ждет автобуса, но автобусов уж сколько прошло — а она все стоит…
Адзума. В прошлом году на Рождество…
Судзуки. Ага…
Адзума. Вообще-то, может, и не в прошлом году, но накануне Рождества, зашел я в сетевой ресторанчик, не в этот, в другой…
Судзуки. Один?
Адзума. Во всяком случае не с девушкой.
Судзуки. Ну так один?
Адзума. Да, но это было днем.
Судзуки. Не вечером?
Адзума. Было время ланча, и официантки — а в это время одни тетки работают, днем-то — все были в колпаках Санта-Клауса, нарядили их. Как будто издевательство, ужасно жалкий был у них вид. Один только директор тамошнего филиала сиял, мол, нынче Рождество, и потому у нас тоже должно быть весело. У кассы на выходе стоял этот дядька с табличкой на груди, и я успел заметить надпись “Директор филиала”, так вот, у него на голове были прицеплены оленьи рога.
Судзуки. Смотри-ка, девчонка-то эта, с “афро”, — я думал, она ждет автобуса, но автобусов уж сколько прошло, а она все стоит…
Адзума. Ну да, а этой Сайто, пожалуй, пошла бы не прическа “афро”, а колпак Санта-Клауса, хотя колпак сейчас не по сезону…
Судзуки. А ты посмотри, какая она худющая, эта девчонка! Как будто мяса вовсе нет, одна кожа на кости натянута, точно? От “афро” голова выглядит огромной, а тело тщедушным. То ли голова только кажется большой, то ли правда большая… Раздутая такая…
Вообще-то про человека, с которым мы в последнее время часто вместе ужинаем, про мужчину — это неправда. А вот про деда с отцовской стороны, который умер… Он давно уже умер, я еще в начальной школе была, во втором или в третьем классе. Он не болел, и в больнице не лежал, а внезапно умер, в огороде у себя. Дед для собственного удовольствия развел маленький огородик и выращивал там помидоры всякие, перчики зеленые — ну и вот когда он возился в этом своем огороде, летом, в самое пекло, траву какую-то выдергивал, его хватил удар, и он прямо там умер. Про то, что он умер, я услышала от родителей и, вспоминая о том, что услышала, создала в своем воображении зримую картину этого события — дети ведь все по-своему воспринимают… Позже я ужасно удивилась, когда посмотрела фильм “Крестный отец” — видео смотрела, все три серии, я совсем взрослая уже была. До того я ни одной серии не видела, а на Новый год взяла в видеопрокате все три кассеты и посмотрела, естественно, по порядку, начиная с первой. По правде говоря, в конце первой серии крестный отец, главный герой, умирает (нехорошо, конечно, рассказывать сюжет тем, кто еще не видел фильма, извините меня, пожалуйста). И в этой сцене, где он умирает, такое есть чувство покоя — словно все залито теплым солнечным светом, а место вроде бы на сад похоже, он со своим маленьким внуком ухаживает за растениями, и тут вдруг с ним что-то случается, инсульт, наверное, и он падает и тут же умирает. Когда я это увидела, то страшно удивилась, потому что, помню, подумала, что это совершенно та же картина, которую я себе рисовала в детстве, услышав от родителей про деда.
Я так ему и сказала, а он: “Да, верно, ‘Крестный отец’ — это знаменитый старый фильм. Я название слышал, но фильм не смотрел, только мелодию знаю — шлягер. Но я-то эту мелодию знаю почему (прямо в голове сейчас зазвучала! Пара-рара-рара-рара-рара-рара…) — вместо сигнала на мотоцикле она у меня, как поеду, так заиграет, вот в этом варианте ее и знаю. Я ведь вообще-то родом из Тибы”. Тут я говорю: “Ах да, верно. Но тот дядька, мужчина тот, очень был похож на моего покойного деда с отцовской стороны, я правда на мгновение подумала — дед!”
Вот такие приблизительно у нас с ним разговоры, ну, может, до таких еще не дошло, но… Хотя мужчине, с которым мы разговариваем, может быть, и побоюсь о таком… Нет, “побоюсь” — это, конечно, слишком, и раз уж про дедушку рассказала, то,
(Сегодня утром, когда я пришла, за соседним столом уже сидели эти двое, они раньше меня пришли, они уже там были. Чего же я села рядом со столом, где уже были эти двое? Я и сама тогда все говорила себе — что это я, почему? Я и сама не понимала. Но не так уж это непонятно, причина есть, ведь я же села как бы на свое место, где всегда сижу, я как бы это место сама за собой закрепила, вот потому и села туда. Обычно ведь я избегаю садиться там, где по-соседству уже кто-то сидит, а в этот раз поступила иначе и жалею. Жалею даже вот сейчас, но ведь уже села, не вставать же, потому и осталась сидеть на этом месте. Что ж, наверняка, дала им пищу для разговоров: “Смотри-ка, она что-то пишет, и даже не то, что пишет, а… там, кажется, не буквы у нее!” В конце концов они, по-моему, вот к чему пришли: “Ну-ка, я сейчас сделаю вид, будто иду в туалет, а сам ненароком гляну, что она пишет”. Шагая по проходу, он искоса бросит быстрый взгляд, подсмотрит и по дороге в туалет, и еще раз по дороге назад, а вернувшись скажет: “Сейчас возвращался и заглянул, что у ней там — действительно, это не буквы, а какие-то закорючки, не то рисунки, не то просто каракули. Что бы это было?.. Ну и ну…” Вот так, наверно, они будут это обсуждать, когда он вернется на место. А как он старательно прикидывался, будто совершенно случайно бросил взгляд, когда шел мимо по проходу, — ведь тому, на кого он бросил взгляд, это совсем не кажется случайным! Делал вид, что идет в туалет, а сам старался подглядеть, когда оказался перед моим столом, — уж такая очевидная уловка, такая простая… Наверное, со стороны кажется, что я погружена в свои мысли и ничего вокруг не вижу, поэтому они и решили, что им это сойдет, — так я думаю. Но эти уловки, этот театр — это уж слишком! Я ведь на самом деле все вижу, что вокруг творится, поэтому откровенное любопытство этих двоих за соседним столом… Вернее, откровенно любопытные взгляды, которые они бросают, — могли бы, кажется, и скрыть их как-то… Ведь ощущаешь же, когда на тебя направлен взгляд, в котором откровенное любопытство. Даже больше можно сказать, ведь эти двое тогда и за девушкой-официанткой наблюдали, это же ясно. Наверняка этим двоим, как говорится, не впервой заниматься такими делами, ишь, сразу за свое… Как же это назвать-то… Присматриваются, прицениваются, смакуют — у них что-то вроде банкета на презентации товаров. Вот потому-то они в приподнятом настроении… Так что же, значит — прицениваются? Точно, они из этих. Конечно, на меня-то они смотрят не так, как на ту официантку, про меня они ничего такого не думают…)
Женщина. На работу мне ехать на электричке в среднем пятьдесят минут, и я обычно стараюсь приехать на станцию к восьми, ну чуть раньше, поэтому будильник ставлю на шесть. Ну встану, значит, потом час уходит у меня на сборы, чтобы в семь выйти из дома. Выхожу как раз к электричке, которая отправляется в семь часов одиннадцать минут, тогда и получается быть на станции к восьми. А потом, знаете, у станции есть семейный ресторанчик — иду туда. Я себе положила за ежедневное правило: с полчаса надо там провести, потому что это мое драгоценное свободное время. Да, именно, и на самом деле мне бы большего хотелось — может, час? А если уж совсем потакать своим желаниям — полтора часа? Или еще больше? Если бы это было возможно, так бы хотелось! Но, по правде говоря, если свое собственное время не потратишь, ни к чему стоящему не придешь. Я непонятно выражаюсь, да? Я имела в виду, что не дождешься того момента, чтобы почувствовать: вот оно, твое собственное время, началось! В эти полчаса все время ждешь, и все время такое чувство, что полчаса уже истекают…