Сводные. Дилогия
Шрифт:
Если бы.
— А у тебя какие планы, Лука?
— Чего это тебя мои планы заинтересовали? Свалить все на меня хочешь?
— Нет. Просто скучно будет одному до Воронежа добираться.
— Хренассе. Это далеко.
— Знаю. Хочешь со мной?
— А не подставишь?
— Сам все сделаю, Лука.
— А что за тачка?
Лицо Луки вытянулось, когда я назвал модель.
— Да за «Астон» еще пару пацанов списать можно! Ты разве Маяку такую кучу бабла должен?
— Нет. Но выбора у меня
Развернулся и пошел, считая про себя обратный отсчет от десяти. Если Лука в новогоднюю ночь предпочел не видеть пьяного отца, то и сейчас вряд ли горит желанием вернуться.
— Эй, Гронский! — услышал на цифре «три». — Маяк послал меня следить за тобой! Так что я еду с тобой, но еда и билеты за твой счет!
Глава 19
Стоит мне открыть глаза, как горло сдавливает паника. Я заснула в спальне и кровати Кая. Несколько секунд таращусь в стену, а потом резко поднимаюсь. Надеюсь, удастся скрыться в собственной комнате незамеченной ни отцом, ни Оксаной…
И уже босая, полуголая, я понимаю, что загвоздка не только в том, что я заснула в чужой постели.
Я проснулась в ней одна.
Кая в комнате нет. А постель с его стороны даже не разобрана. Одеяло лежит несмятое, подушка, которую я вчера случайно сбросила на пол, так и лежит на полу. Он ее даже не поднял.
Горло сдавливает удавка, а в животе разливается кислота. Понимаю, что бежать мне все равно нужно, но вместо этого делаю несколько нетвердых шагов по комнате… И отворяю дверцы шкафа.
Как и вчера, вещи все перевернуты. Но их стало меньше.
Вчера на письменном столе стояла стопка свитеров. Кажется, еще джинсы. Сегодня их нет.
Кислота в моем желудке разъедает внутренности, подбираясь к сердцу. Натягиваю на себя платье, кое-как, дрожащими руками, а белье, которое нахожу на полу, комкаю в ладонях.
И бесшумно выскальзываю в коридор.
В квартире все тихо. Но через мгновение, как только за мной закрывается дверь моей спальни, в коридоре раздаются тяжелые шаги моего отца. Следом идет Оксана.
Она же останавливается возле спальни Кая, дверь которой я, кажется, не прикрыла.
Не могу шелохнуться, так и стою в каком-то шаге от двери, вся превратившись в слух.
— Платон? — ахает Оксана.
Ее шаги отдаляются, она входит в спальню сына. Отец приходит с кухни и входит следом.
— Посмотри на это… — шепчет Оксана.
Наверняка она сейчас ходит по комнате Кая и ужасается бардаку. Вывернутый наизнанку шкаф не оставляет вариантов, если его самого в комнате нет. Почему я не догадалась вчера об этом, почему поверила его словам.
Колени подгибаются, и я съезжаю по стеночке вниз. Обхватываю руками саму себя и слышу хриплые со сна слова моего отца:
— Я нашел записку на кухне.
— Записку? — повторяет Оксана. — Его что, нет в квартире?
— Он ушел, Оксана. Написал, что хочет пожить вместе со своей девушкой. И чтобы мы не переживали. Через несколько дней он с нами свяжется.
Утыкаюсь лбом в колени, сгибаясь от такой резкой боли, словно у меня разом сломаны все ребра. Осколки впиваются в сердце, которое с каждой секундой бьется все быстрее. Так быстро, что заглушает своим гулом все остальные звуки.
Кай солгал мне.
Вчера.
Хотя обещал не лгать. Он уже планировал свое бегство, и самое ужасное, что никто не имеет ни малейшего понятия, куда он сбежал. Если только эта его девушка не существует на самом деле…
Ведь у него нет другой? Ведь он имел в виду меня, когда рассказывал отцу?!
А если нет?
Тянусь к телефону, но тут же отметаю эту идею. Что я ему скажу? «Как ты мог»? Что толку от такого, если ясно — он смог. Смог собрать вещи, переспать со мной, потому что я сама пришла и предложила себя, а потом просто уйти.
Живот сводит спазмом, грудь разрывает от боли. Я должна встать и пойти в душ, смыть с себя запах его тела, но ноги меня не слушаются, единственное, что я могу, это доползти до кровати, и зарыться в подушки, накрыться одеялом с головой и разрыдаться. Так тихо, чтобы это никто не слышал.
Оксана стучится в двери моей спальни ближе к полудню.
— Все в порядке, Юль?
— Живот… Болит.
— Эти дни?
Киваю, чтобы меня просто оставили в покое. Тело меня не слушается.
— Принести тебе таблетку и что-нибудь поесть?
Снова киваю.
Я все жду, что Оксана расскажет мне про Костю, но она не делает этого. К вечеру я все-таки выхожу на ужин. Мне очень плохо, и кусок в горло не лезет. Еды в доме хватает, но вся она была приготовлена им.
— Они у тебя всегда такие болезненные? — спрашивает Оксана, когда нас не слышит отец.
Снова киваю.
Она очень внимательна ко мне, как будто рада, что я теперь осталась у нее одна. Не нужно уделять внимание тому, кто этого не ценил. Неужели и со мной было также?
Я валюсь в кровать и засыпаю, все мышцы болят так, как после жесткой тренировки. Но сил в теле совсем нет. Я сплю, ем, киваю и хожу в душ. Так проходят семь дней, вплоть до Рождества, когда к нам все-таки впервые приезжает бабушка. Карантин постепенно ослабляют, люди ждут Старого нового года, после которого, говорят, запреты совсем снимут.
Она же впервые спрашивает, а где Костя?
— Он решил пожить со своей девушкой. Присылал сообщения уже дважды, пишет, что все хорошо. Чтобы мы не волновались, — отвечает отец.