Своё никому не отдам

Калашников Сергей Александрович

Перед тем, как идти к себе, отец ухмыльнулся и пробормотал:

— Вот и познакомились, сынок. Сильно ты изменился.

Царевич кивнул на прощание. Тревожно ему как-то от папенькиной покладистости. Что то будет?

Глава 21. Обухом по затылку

— Так что ты, сынок, полагаешь для нашего государства наиглавнейшим? — Иван Данилович зазвал Гришу к себе в кабинет и усадил за писарский стол. Они с глазу на глаз остались, и от этого в вопросе чувствуется сокрытое значение.

— Ты ведь не про то спросил, что крепнуть и процветать ему следует, —

начал царевич пристойный ответ. Увидев согласный кивок, продолжил: — Стало быть прежде всего нужно со внешней угрозой совладать. Очень уж много кругом охотников откусить от царства нашего островок-другой. Как я понял, испы вскорости пожалуют.

Царь опять кивнул, чем дал понять, что внимательно слушает.

— Так вот и получается, что в первую голову нужен нам сильный флот. Он определяет всё. Потому, как я понял, ты старшего сына в моряки и определил, а второго в кораблестроители. Наверное, и меня хотел, как подрасту, в юнги отдать?

— Хотел, Гриша. А ты продолжай.

— Флот больших денег стоит, и взять их надо с бояр — у них на наших островах девять десятых земли. А вот тут, как я понимаю, не всё так просто. Не шибко-то любят они раскошеливаться. Привыкли дружины свои посылать конные или на лодьях, а того что нынче крупными кораблями стали воевать, в толк не возьмут. И того, что в поместье своём галеон не построить — этого им понимать не хочется. То есть отдавать деньги — это не в обычае. Вот не платят благородные люди оброка. Невместно им.

Батюшка согласно наклонил голову.

— Об этом, как я понимаю, у тебя с благородными слугами твоими споры постоянные. Они, вишь какое дело, сами хотят те корабли построить и у себя содержать, а тебе посылать их только, когда война случится.

— Так примерно, сынок, так. Всяк в своём жилище желает домостроить и сам себе господином быть. Не хотят бояре от своего отказываться ради общего интереса. Говорят — дьяки у меня всё разворуют и выйдут мои корабли худыми да гнилыми. А сами-то для торговли суда строят и, как война, так фальконеты на них поставят или кулеврины. Хотя, и торговцы без пушечек в море не выходят, так что, считай, нет боярам особого расходу и в войну. А только не выходит сильный флот, когда его вот так с бору по сосенке соберёшь, — государь вдруг остановился и улыбнулся грустно. — Прав ты, бьюсь я с боярами. Они за свои исконные права стоят, а с нынешним супротивником по-старинному не совладать. Ну, да видел ты, какие нынче боевые корабли по нашим водам плавают. Нам нужны не хуже и числом не меньше.

Сельджуки-то противник ещё не самый злой, а вот испы наверняка отобьют у нас какой-нибудь остров.

— Ну, не знаю, пап, отобьют ли. Видел я у Никиты галеру, на которую Наташкина дальнобойка встанет.

— Встать-то встанет, да что толку? Гребцов сразу уменьшится и парусов. Убегут от неё супостаты, как поймут, что близко подходить не надо. Это в первый раз повезло, что не ждал неприятель столь дальней и точной пальбы. Сам пришел и сближался охотно, не подозревая, что толстые борта его от Наташкиной пушки не защитят. Теперь, как разглядят длинный ствол на баке — так и отбегут и десант в ином месте скинут. Так что без больших и быстрых кораблей нам от испов не отбиться, хоть бы и с пушками твоей княгини. А для этого потребны огромные деньги.

Так вот, чтобы не ходить вокруг да около, собирайся. Поедешь в столицу. Советником при мне будешь, — папенька хитро прищурился. — Обещаю слушаться, хе-хе. Как-то ты тут ловко всё устроил, что страшные деньги через Селима твоего идут. И, слушай, пошто народ здешний так со мной запросто? «Царь? Привет, садись вот с краешку».

— Ну, пап, рассказали им, что государь — он тоже хочет, чтобы у всех дома достаток был, а что живёт роскошно и ест с золота, так иначе его бояре уважать не станут. Людям ведь иногда и подсказать нужно правильную мысль. Так что видят они в тебе не величие, а заботу об их благополучии и мирной жизни. Образ сподвижника, так сказать. Не чужой ты жителям Ендрика. И сын твой, князь Чертознаев, по воле твоей и дорогу построил, и пушки сделал, дабы от недругов народ боронить.

— Нет, шельма ты окончательная, Гриша. И как надумал такое?

— Разные люди народ мутят и не все к доброму зовут. Вот и подумалось вдруг, а почему мне нельзя? Буду и я подмётные грамоты рассылать да людишек на всякие затеи подбивать. Расход невелик, а как-то спокойнее на душе, если в кабаке спорят о том, куда следующую брусовку вести: на восток через боярские вотчины к рыбакам, али сквозь заповедный лес, чтобы хлысты было ловчее к причалам катать. Ну и боярам косточки перемыть, что не хотят землю под прокладку пути отдавать. Или у какого купца сукно плотнее — главное, чтобы тема им была близка.

— Ладно. Не раз ещё поговорим. Кого за себя оставить хочешь?

— Думать буду, папенька. Огорошил ты меня. Тут ведь затей незаконченных ворох, а однодумцы мои не могут всё разом бросить. Федоту тут ещё на полгода хлопот, а мне он на новом месте надобен будет.

— Ну, тогда ступай. Готовься. Скоро поедем.

— Э-э! Батюшка. А давай порознь двинемся. Тебя встретят там, как пристоит, а я тихонько появлюсь. Неприметно.

— Всё каверзы твои. Ладно. Так и сделаем.

* * *

Вышел Гриша с чувством, что получил обухом по голове. Столько замыслов оставить придётся до конца недоведенными. И надежда оставаться и далее на тихом спокойном острове развеялась, как дым. И Наташка. Как же она без своих пушек-то теперь? И кого оставить за себя на этом большом хозяйстве?

Кого оставить на хозяйстве — это и есть главный вопрос. Вот с него он и начнёт. И ни с кем не станет советоваться, потому что любое мнение, кроме его собственного, будет высказано в результате обдумывания существенно меньшего объёма информации, чем тот, которым располагает он. А потом, придётся тратить время на обсуждение и споры. В результате всё запутается и превратится в искусственно созданный клубок.

Итак, кто из ближников лучшим образом за всем проследит и, главное, найдёт решения в сложных ситуациях? Кстати, а простых-то тут и не бывает. Федотка бы, пожалуй, совладал, но… чего-то не хватает в его друге. Взгляда вперёд, пожалуй.

Агапий — так этого бывшего рынду Гриц сам до сих пор опасается, хотя на его дворянскую спесь губернаторство легло бы роскошным даром судьбы. Головастый он, инициативный, о деле думает, за то и стал ближником. Правда, и у него чувство будущего не слишком пока заметно. И кураж чувствуется, и ответственность есть. Или может быть — пусть пытается, ведь всему люди учатся. Этот-то — способный.