Свой среди чужих
Шрифт:
Катерина надула губки.
– Какой вы, право, недогадливый. Вероятно, вы ни разу не пробовали писать. Конечно же, ее спасут. Придут наши солдаты и спасут.
– Афганистан – опасное место. Очень.
– Я знаю. Но ее все равно спасут. Она попадет во дворец, а потом ночью придут…
– Спецназ, – машинально подсказал я.
– Да, да. Спецназ. И спасут ее. Они будут долго идти по горам, а потом ее эвакуируют на вертолете. Ночью прилетит вертолет… черный, страшный, и они улетят. А эмира, который покупает девушек и издевается
И снова у меня не возникло никаких ассоциаций. А должно было бы!
– Весьма неправдоподобно…
– Почему же?
– Понимаете, во-первых, надо будет описать, как спецназ нашел ее, как он вышел на дворец эмира. Потом, бомбить дворец – это все-таки слишком. Это межгосударственный инцидент, вторжение самолета одного государства в воздушное пространство другого и нанесение бомбового удара. Это может закончиться войной.
Катерина поставила бокал на стойку, закусила губу, задумавшись.
– Может, вы и правы… Вы так об этом говорите, как будто… ах да…
– Вице-адмирал Флота Его Императорского Величества, бывший Наместник Его Императорского Величества в Персии к вашим услугам…
– Я немного слышала про вас. В газетах. Что-то про Тегеран. Вы воевали в Тегеране.
– Это нельзя назвать войной, там воевали другие люди, которые ежедневно выходили на улицы и дороги, которые прочесывали селения в поисках бандитов. Все, что я делал, так это старался им не мешать.
– Но вы же знаете, как все это происходит. Высадка людей с вертолета…
– Полагаю, что да, сударыня. Это называется десант.
– Решено, – с решительным видом объявила Катерина, – в таком случае мы пишем эту книгу вместе. Соавторы!
Я не успел даже ответить – заметил не кого-нибудь, а главу консульского отдела в Нью-Йорке господина Доманского, с любезнейшей улыбкой идущего в нашу сторону. Что самое удивительное – в руке у него был сотовый телефон.
– Доброго здравия, Ваше Высокопревосходительство… – склонил голову он.
– Доброго здравия и вам, советник.
– Если я не ошибаюсь – вам изволят телефонировать, – на даму, стоящую рядом со мной, он даже не взглянул, не соизволил поздороваться.
– Мне? Вы уверены, сударь?
– Определенно, это вас, если вы – князь Александр Воронцов.
Недоумевая, я взял телефон:
– У аппарата.
– Выложи свой телефон.
Мне показалось, что за шиворот мне сунули кусок льда – столь знаком мне был этот голос. Ксения!
Я на ощупь достал телефон из внутреннего кармана пиджака, выложил его на стойку рядом с бокалом Катерины.
– Да.
– Теперь отойди туда, где можно нормально разговаривать.
Ксения знала, что делает, – это была женщина из стали, предусмотрительная, хитрая, много чего набравшаяся, в том числе и от меня. Сотовый телефон нельзя было держать при себе, потому что он, даже выключенный, может улавливать человеческую речь мембраной и передавать ее тому, кому слышать какие-то разговоры не следует.
Оставив Катерину с Доманским, я вышел в служебный коридор, проложив путь через веселящихся, пьющих, пытающихся танцевать людей. Кто-то на меня натолкнулся, едва не сшиб с ног, – тут уже были и пьяные, и обкурившиеся. В коридоре было потише, если не считать парочек по темным местам.
– Уже.
– Нам нужно встретиться. Немедленно.
Вот так.
– Ты не потрудишься мне объяснить, чем…
– Не по телефону. Мне надо тебя видеть.
Господи… Это ведь была Ксения. Которой я на ее пятнадцать лет подарил цветы, проникнув ночью туда, куда проникнуть теоретически было невозможно.
Потом, многим позже произошло все остальное – и я огреб проблемы на всю оставшуюся жизнь. И сына.
– Когда?
– Как можно скорее. Я в Берлине. Самолет ждет в Тетерборо.
– Доберусь сам.
– Как хочешь. У тебя двадцать четыре часа, не больше.
– Успею. Где?
– Как тогда. Под липами. Прибавь пятьдесят четыре.
Как тогда. Под липами – это Унтер ден Линден, главная улица Берлина и вообще Священной Римской империи германской нации. Прибавь пятьдесят четыре – к возрасту Нико, который… в общем, которому десять лет. Получается Унтер ден Линден шестьдесят четыре, адрес русского посольства.
Имеющий уши да не услышит. Имеющий глаза да не увидит. Имеющий язык да не сболтнет…
– Я понял.
– До встречи… – Ксения запнулась и тем же самым голосом, хорошо поставленным, сказала: – Я скучаю.
Скучаешь ты…
– Жди, – я нажал отбой.
15 мая 2012 года
САСШ, штат Нью-Йорк, Нью-Йорк
Тоннель через Гудзон
Болел локоть. Когда она упала – она инстинктивно выставила локоть, как делают все, кто не умеет падать, – и сильно ударилась. Теперь на нем наливался чернотой синяк, и о платьях с открытыми руками на ближайшее время следовало забыть.
Катерина относилась к редкому типу женщин и одновременно детей, в чем-то она была настоящей хищницей, в чем-то – ребенком. Родители не воспитывали ее, воспитывала бонна-француженка не самых твердых моральных устоев, причем лет с двенадцати она была Катерине больше подружкой, нежели воспитательницей, моральным авторитетом. Благодаря своей красоте и живому, незлобивому характеру Катерина получила доступ в петербургскую богему, познакомилась с титулованными молодыми людьми, близкими к молодому двору. От родителей она переняла практичность, рано поняла, чего от нее хотят мужчины, какое впечатление она на них производит – и как этим пользоваться. Но она не покатилась по наклонной, всегда выбирала сама и могла сказать «нет». Сверстники ее не интересовали, она интересовалась мужчинами постарше, твердо стоящими на ногах, которых не надо ничему учить.