Своя Игра
Шрифт:
Ильсара осудили и приговорили к пожизненному заключению в погубленных им мирах, до полного их восстановления. Нарвиса поставили следить за этим, со сроками не торопили, да он и сам не спешил. Организовал игру. Официально она, конечно, игрой не считалась, и что происходит на самом деле, большинство греймов не знает. Наоборот, она была позиционирована как добровольная помощь Нарвису и ал'Руоту в восстановлении миров. А неофициально кучка авантюристов, используя изобретенный технарями Сантеро прибор, выбирала себе кукол-марионеток и собирала разбросанные по мирам минипроекции и ключи к ним.
Да,
Удивительное это чувство — ключ от мира в кармане. Наполеон вон ключи от Москвы ждал, да так и не дождался. А у меня от целого мира. Даже от двух. Мэйдес мы у гоблинов нашли, а Эрл'ларию у шаффтов. Да такое никакому Наполеону не снилось. А муженек драгоценный ни словом не обмолвился.
Правда, тогда бы меня любопытство загрызло — владеть таким богатством и не подсмотреть. Это было бы просто невыносимо. А открывать нельзя. Пока все артефакты — ключи и планшеты — не будут найдены. Не по правилам. За такое и вышибить могут. Даже вышибли кое-кого. Выигрывает же тот, у кого на момент окончания игры, будет больше артефактов. И в качестве приза получает несколько ходов — возможность передвинуть зоны по своему усмотрению. Правильно или неправильно — это другой вопрос.
Одним из условий игры, кроме неразглашения, является всяческое противодействие Ильсару, если он, не дай бог, вздумает исполнять предписания суда. Но он не вздумает — просто не сможет. Не вспомнит. Официально ни о какой блокировке памяти речь не шла. Равно и о том, что грейм, которому должно быть всяко больше четырехсот лет, окажется пятнадцатилетним мальчишкой-полуэльфом с реально существующими родственниками. Матерью, отчимом, сестрой, еще одним, уже местным, дядей.
— А почему, они все тогда за мной охотились, если мне помогать запрещено? — влез в беседу осужденный.
— И почему вообще запрещено? — поддакнул Лисс. — Если миры быстрее соберут, то греймы смогут быстрее их заполучить.
— Ну, со вторым вопросом все просто, — ответила я, — как только миры соберут, Нарвис потеряет теплое местечко, а в этом он точно не заинтересован.
— Зачем охотятся? — повторил Умник. — Думают, что к Ильсару будут артефакты притягиваться. Собственно, так оно и есть, артефакты настроены на ал'Руота. Только он может открыть любой планшет без ключа и почувствовать, где они находятся. Вот греймы и рискуют, нарушая правила, надеясь с его помощью победить. Естественно, в руки Ильсу артефакты давать никто не планирует.
— Подожди, но ведь планшет Варто попал мне в руки. Значит, Ти должны выгнать?
— Это неофициальное правило, скорее, настоятельная просьба Нарвиса. Не может же он напрямую такое приказывать. А ну как нажалуется какая-нибудь сволочь. И не дай бог комиссию вызовет. Простые-то греймы в игре не участвуют — знать одна. Ну, или особо приближенные. И устроить Координатору неприятности они вполне способны. Если игру и прочие правила объяснить вызванной комиссии не составит труда, то как объяснишь прямое противодействие? Правда, объясняться дядюшке пока не приходилось — насколько я знаю. Есть у него высокие покровители в Совете. К счастью, не все.
— Это
— С чего ты это взял? — я растрепала Ильсу волосы.
Мальчишка сидел на диване, прислонившись спиной к моему плечу и перекинув ноги через подлокотник. Гостеприимный стол мы решили покинуть еще в начале действительно серьезного разговора, чтобы еда от дела не отвлекала, да и Бумер, ею вдохновленный, чушь всякую не пел. Расселись полукругом у камина, прихватив тележку с напитками. Умар внаглую придвинул ее к нашему дивану, тиары и магией могут себе бокал налить. Ничего крепкого, естественно.
— Сами, можно подумать, не об этом мне всю ночь твердите, — ответил Ильсан. — И пэр Нарф, получается, был прав.
— Пэр Нарф?
— Ага, — хихикнул парнишка, — это Тойн Ишвари, сын нашего градоправителя. Он так смешно дышит, когда злится, прям как нарф. Р-р-р-пафф, р-р-р-пафф, — смеясь, передразнил он и добавил уже серьезно. — И все-таки он был прав. Пророчество касается именно меня. Ведь так?
— Какое пророчество? — удивилась, пожалуй, только я.
— Ты не слышала? — мальчишка обернулся, с изумлением глянув на меня. — Об этом же все знают. Пророчество Латсайра, знаменитого прорицателя, который жил еще до катастрофы.
— Рассеется в Грядущем мрак,
Коль Князь, одобрив странный брак,
Закону Счастье предпочтет;
А Дух, сломавши Зла печать,
Сумеет восторжествовать,
И полукровка мир спасет.
С выражением продекламировал Ильс, насмешливо фыркнув в конце.
— И полукровка мир спасет. Это фразу я частенько слышал. Тойн меня так дразнил. Смеялся, что сами полукровки пророчество и выдумали, чтобы их никто не бил. Смеялся и бил. Смеялся и бил. Легко бить, когда противника двое дружков держат, — горько закончил он.
Высвободив руку, я обняла его, прижала крепче.
— Знаешь, я раньше думал, — мальчишка вцепился в мою руку, — что везде так, как в Монте. Везде также ненавидят и презирают полукровок. В Кадаре было немного легче, свободнее. Но и там я особой любви к смескам не видел. Вообще не видел. Пока вас не встретил.
— О да, — протянул Ксан, — компания у нас просто безумная. В такой и полукровке место найдется. Вон даже шаффта пригрели, — хохотнул он. — И все-таки мир не так плох, как тебе кажется. Да, полукровок не любят, но далеко не все. И не всегда так было. До катастрофы люди были терпимее. Но их тоже можно понять.
— Что-то мне не очень хочется понимать Нарфа и его дружков. И спасать для них мир тоже.
— В мире и хорошие люди есть, — улыбнулась я.
— И шаффты, — поддакнул Умник.
— О да, — рассмеялся мальчишка, — мир целиком состоит из добродушных шаффтов. И только ради этого его стоит спасти. Вот только кто бы мне сказал, что это за дух и где печать, которую он должен сломать? И при чем тут Князь и свадьба?
— Про духа и печать не знаю, — хмыкнул Ксанталл, — но с Князем вроде все ясно. Похоже, речь идет о твоем ушастом дяде и твоей одержимой проклятием подружке.